Книга Навстречу дикой природе - Джон Кракауэр

Но когда пришла очередь фотографий автобуса, он словно окостенел. На некоторых снимках видны были вещи МакКэндлесса. Как только он осознал это, его глаза затуманились, он сунул фотографии в мои руки, не досмотрев до конца, и ушел прочь, не обращая внимания на мои жалкие соболезнования.

Франц больше не живет в лагере МакКэндлесса. Наводнение размыло дорогу, он переехал на двадцать миль по направлению к Боррего и разбил лагерь у одинокой тополиной рощи. Горячие источники О-боже-мой тоже остались в прошлом, снесенные бульдозерами и залитые бетоном по распоряжению Санитарной службы Долины Империал. По словам чиновников, это было сделано, поскольку купаться в них было опасно для здоровья из-за микробов, плодящихся в теплой воде.

– Возможно, это и правда, – говорит клерк в магазине Солтона. – Но большинство считает, что они снесли источники, так как те привлекали слишком много хиппи и прочего сброда. Отличная уборка, если хотите знать мое мнение”.

Более восьми месяцев с тех пор, как он попрощался с МакКэндлессом, Франц оставался в его лагере, всматриваясь в дорогу и ожидая возвращения Алекса. Накануне Рождества 1992 года, возвращаясь из Солтона, где он проверял почту, Рон подобрал двух автостопщиков. “Один парнишка был, думаю, с Миссисипи, другой – коренным американцем, – вспоминает Франц. – По дороге к горячим источникам я начал рассказывать им о моем друге Алексе и его путешествии на Аляску”.

Внезапно, юный индеец перебил Рона:

– Его имя – случайно не Алекс МакКэндлесс?

– Да, это так. Вы с ним встречались?…

– Мне неприятно это вам говорить, мистер, но ваш друг погиб. Замерз насмерть в тундре. Только что прочел об этом в “Аутдоре”.

Потрясенный Франц долго допрашивал автостопщика. Все совпадало. Случилось непоправимое, а МакКэндлесс больше никогда не вернется.

– Когда Алекс отправился на Аляску, – вспоминает Франц, – Я молился. Я просил Бога приглядеть за ним. Я сказал ему, что мальчик – особенный. Но он позволил ему умереть. И двадцать шестого декабря, когда я узнал о том, что произошло, я отрекся от Бога. Аннулировал членство в церкви и стал атеистом. Я решил, что не могу верить в Бога, который позволил случиться чему-то столь ужасному с таким парнишкой как Алекс. Я довез автостопщиков, вернулся в магазин и купил бутылку виски. А затем отправился в пустыню и выпил ее. Я отвык от алкоголя, и мне стало плохо. Надеялся, что виски убьет меня, но он не смог. Мне стало лишь очень, очень плохо.

Глава седьмая. Картэйдж

Там еще было несколько книжек… Одна из них – “Путешествие пилигрима”, о человеке, который оставил свою семью, только там не говорилось, почему. Я много раз за нее принимался, в разное время. Написано было интересно, только не очень понятно.

Марк Твен “Приключения Гекльберри Финна”

Это правда, что многие творческие люди не в состоянии поддерживать полноценные отношения с другими, и некоторые из них очень замкнуты. Также верно, что иногда травма – тяжелая утрата или преждевременная разлука – подталкивала потенциально творческую личность к развитию черт характера, требующих относительного уединения. Но это не означает, что одиночные творческие поиски сами по себе патологичны. …

Замкнутость – это реакция, призванная защитить ребенка от последствий школьной дезадаптации. Если мы перенесем эту концепцию во взрослую жизнь, то увидим, что замкнутый ребенок может успешно развиться в личность, основной потребностью которой будет поиск смысла и закономерностей жизни, которые не целиком и даже не в первую очередь зависят от межличностных отношений.

Энтони Сторр “Одиночество: Возвращение к себе”

Огромный “Джон Дир 8020” молчаливо высится в косых лучах заката, вдалеке от всего, окруженный полем наполовину сжатого сорго. Грязные кроссовки Уэйна Вестерберга торчат из зева комбайна, словно тот – огромная металлическая рептилия, поглощающая свою добычу. “Ты передашь мне когда-нибудь этот чертов ключ? – сипит злой приглушенный голос откуда-то из внутренностей машины. – Или стоять с руками, засунутыми в чертовы карманы, – единственная работа, на которую вы все способны?” Комбайн сломался в третий раз за три дня, и Вестерберг отчаянно пытается заменить труднодоступную втулку, пока не стемнело.

Часом позже он вылезает – весь в грязи и соломе, но решив проблему. “Простите за накладку, – извиняется Вестерберг. – Мы тут постоянно работаем по восемнадцать часов. Я слегка озверел, сезон заканчивается, и не хватает рабочих рук. Мы очень рассчитывали, что Алекс успеет вернуться”. Пятьдесят дней прошло с тех пор, как тело МакКэндлесса было обнаружено у тропы Стэмпид.

Семью месяцами ранее, морозным мартовским днем, МакКэндлесс влетел в офис элеватора и объявил, что готов поработать. “Мы как раз заполняли утренние квитки, – вспоминает Вестерберг. – И вдруг вбегает Алекс с огромным старым рюкзаком через плечо”. Он сказал, что собирается остаться до 15 апреля, ровно настолько, чтобы поднакопить деньжат. Он, по его словами, собирался купить кучу нового снаряжения для Аляски. МакКэндлесс обещал вовремя вернуться в Южную Дакоту, чтобы помочь с осенней жатвой, но намеревался успеть в Фербэнкс до конца апреля, дабы выкроить для севера побольше времени.

В эти четыре недели МакКэндлесс работал с полной отдачей, выполняя грязные и утомительные задания, от которых отказывались остальные – убирать из складов гнилье, травить вредителей, красить, выпалывать сорняки. Однажды, чтобы поощрить МакКэндлесса более квалифицированной работой, Вестерберг попытался обучить его управлению фронтальным погрузчиком. “Алекс не слишком разбирался в машинах, – качает головой Вестерберг. – Было забавно наблюдать, как он борется с муфтой сцепления и всякими рычагами. У него определенно не было технической жилки”.

Переизбытком здравого смысла он тоже не страдал. Многие из его знакомых охотно рассказывали, что он за деревьями не видел леса. “Про Алекса не скажешь, что он совсем уж витал в облаках, – говорить Вестерберг. – Не поймите меня неправильно. Но в его мышлении были пробелы. Помнится, однажды я вошел в кухню и учуял отвратительнейшую вонь. В смысле, пахло там не слишком приятно. Я открыл микроволновку, и все дно у нее было залито протухшим жиром. Алекс жарил в ней курятину, и ему даже в голову не приходило, что жир надо счищать. И дело не в лени – Алекс всегда держал свои вещи в чистоте и порядке – просто он не замечал этот жир”.

Вскоре после весеннего возвращения МакКэндлесса, Вестерберг представил ему свою давнюю подружку, с которой постоянно то сходился, то расходился. Ее звали Гэйл Бора, она была миниатюрной, худой, как жердь, длинноволосой блондинкой с грустными глазами. Ей было тридцать пять лет, и она воспитывала двух детей-школьников. Гэйл и МакКэндлесс быстро нашли общий язык. “Поначалу он робел, – вспоминает она. – Вел себя так, будто люди его стесняют. Я сообразила – это потому, что он слишком долго жил в одиночестве.

Я кормила Алекса ужином почти каждый вечер. Он был знатный едок. Никогда не оставлял на тарелке ни крошки. Никогда. К тому же, отлично готовил. Порой подменял меня в доме Уэйна и делал ужин для всех. Всегда с рисом. Думали, рис ему рано или поздно надоест, но это было не так. Говорил, что может прожить месяц исключительно на двадцати пять фунтах риса.