Книга С первой леди так не поступают - Кристофер Бакли

Бабетта Ван Анка уже двенадцатый раз предавалась любви с президентом Соединенных Штатов, но по-прежнему не могла удержаться, чтобы не перемежать слова «о, милый, милый, милый» обращением «господин президент». В предыдущих одиннадцати эпизодах он просил не называть его так, пока они, по его выражению, «заседают в конгрессе». Но она непрестанно твердила себе: «Я трахаюсь с президентом Соединенных Штатов! В Белом доме!» И, разумеется, слова «господин президент» то и дело попросту срывались с языка.

Однако, несмотря на радостное возбуждение, Бабетта была готова к тому, что эпизод номер двенадцать скоро закончится. Был уже третий час ночи, и, судя по невнятному бурчанию и сопению ее партнера, он из последних сил старался что-то доказать, причем скорее себе, чем ей. Видит Бог, она сделала всё, что могла, пытаясь устроить ему незабываемый вечер, но это обернулось состязанием на выносливость. Где же тут романтика? К тому же совсем рядом, дальше по коридору, находилась первая леди Соединенных Штатов. Президент уверял ее, что жена крепко спит, но, даже учитывая его всегдашнюю беспечность, это была неслыханная наглость. Сочетание его грубой похоти с близостью жены мешало Бабетте расслабиться и получать удовольствие.

Она сосредоточилась на том, чтобы помочь своему главнокомандующему достичь блаженства. Это работа. Эпизоды с первого по четвертый производили эффект землетрясения. С пятого по восьмой были довольно приятными. Девятый обернулся катастрофой. Десятый и одиннадцатый вылились в жалкие попытки вновь разжечь пламя Эроса. Может, он теряет интерес? Давление не ослабевало. Бабетта знала, что должна оправдать ожидания, иначе ей придется сносить нечто немыслимое — равнодушие. Не будет больше ни пробуждения в Линкольновской спальне Белого дома, ни полетов на президентском авиалайнере, ни гольфа, ни обедов с мировыми лидерами, ни места за столом. А ведь всего пару недель назад он соблазнял ее перспективой провести выходные в Кемп-Дэвиде, загородном президентском пристанище, среди ближневосточных лидеров, собравшихся на встречу в верхах. Ах, пропустить такое!

Мечта о свидании с президентом в горах Катоктин, среди премьер-министров, действовала на Бабетту возбуждающе.

Раздался какой-то звук.

…бум… бум… бум…

Это партнер ударялся своей президентской головой об изголовье Линкольновской кровати.

— Ох, — прошептала Бабетта, — да… да… о-о-о-о… да-а-а…

От этого они иногда кончают. Мужчины любят убедительную фонограмму.

Бабетта украдкой взглянула на светящийся циферблат своих наручных часов. Господи, он долбит ее уже больше получаса. В обычную ночь она была бы на седьмом небе, но только не сегодня. Жена дальше по коридору, повсюду агенты Секретной службы. Говорила же она ему: сегодня ночью? Здесь? Разве это разумно? Эти военные моряки без риска даже кончить не могут.

Он потел. И был горячий на ощупь. Дыхание казалось затрудненным. Что это за новый звук?

Хр-р, хр-р, хр-р, хр-р.

Хрюкает. Отлично. От этого она почувствовала себя не более сексуальной, чем кусок мяса.

Она открыла глаза и тут же пожалела об этом. Ну и видок у него — как у большого измученного лосося, отвоевывающего себе место среди камней, чтобы обрызгать икринки струйкой своей ДНК, а потом всплыть кверху брюхом и спокойно помереть. Ну разве не романтично?

Наверно, в своих фантазиях он воображает ее сейчас другой женщиной. Другим телом, увиденным в каком-нибудь журнальчике.

Хр-р-р-р-р-р-р-р-р.

Слава богу, наконец-то!

— О-о-ох, — соврала она.

Тишина. Простыни стали влажными от президентского пота. Бабетта любила чистые, свежие, выглаженные простыни, как те, что стелили им в британских гостиницах, накрахмаленные до хруста. И вот полюбуйтесь-ка на ее постель. Озеро Верхнее. Что же прикажете делать — позвонить, вызвать среди ночи горничную и потребовать сменить постельное белье? М-да. Придется спать на том, что есть. Отлично. Они с мужем пожертвовали полмиллиона долларов в пользу партии, а ради чего? Чтобы стать объектом безрадостной долбежки, что вдобавок сопряжено с риском, — их вполне могла застукать жена, — а остаток ночи провести на влажных простынях.

Он поднялся.

Встал с кровати, даже не поцеловав Бабетту и не похлопав по попке, и теперь вырисовывался на фоне окна, выходящего на Южную лужайку Белого дома. Казалось, он нетвердо стоит на ногах.

Она зажгла лампу на ночном столике. Взору открылось прекрасное зрелище: президент Соединенных Штатов Америки, голый, если не считать длинных носков, раскрасневшийся, как вареный рак, а наиболее выдающаяся часть тела по-прежнему в стоячем положении от возбуждения.

— Это не твоя вина, — успокаивающим тоном сказала Бабетта, старательно выговаривая каждое слово на манер Мэй Уэст.

Президент взглянул вниз, на консольную часть своей анатомии, и бесстрастно, как врач, осмотрел ее. Потом ухмыльнулся и, удовлетворенно, по-мужски хмыкнув, наклонился, чтобы подобрать свою разбросанную по полу одежду. Подбирать с пола собственную одежду ему приходилось только в подобных случаях. Одной из прерогатив президента было законное право раздеваться, как магараджа, бросая на пол одежду, которую потом безропотно подбирали исполненные благоговения лакеи.

Президент надел брюки, но никак не мог застегнуть молнию. Казалось, его позабавило неожиданное затруднение, но потом на лице у него отразилось страдание, он попятился, и обессиленный, с расстегнутой ширинкой, тяжело опустился в кресло.

— Если хочешь, я…

Не успела Бабетта предложить помощь, как президент, пошатываясь, поднялся с кресла и решительно направился к ней.

Ну и темперамент! Она приготовилась заключить его в объятия, но он резко повернул и остановился у ночного столика. Потом схватил большой хрустальный графин с водой и льдом, а другой рукой с трудом согнул книзу пострадавший объект и засунул его в питьевой сосуд.

Увидев, как президентский орган погружается в ее ледяную воду, Бабетта разинула рот от изумления. Удивительно, что не раздалось шипение пара.

Погружение дало желаемый результат. Президенту удалось запихнуть многострадальный член в штаны, хотя молнию он застегивал так осторожно, словно имел дело с нестойким нитроглицерином.

Одевшись и причесавшись, он обернулся, одарил Бабетту торжествующей широкой улыбкой и подмигнул, как и подобает бывалому моряку. Потом открыл дверь, высунул голову, посмотрел по сторонам и, убедившись, что в коридоре ни души, ушел, оставив ей влажные простыни и неаппетитную воду со льдом.

* * *

Элизабет Тайлер Макманн, первая леди Соединенных Штатов, лежала без сна на своих еще свежих простынях и смотрела в окно на памятник Вашингтону. Как супруга самого известного в Америке символа мужской силы Элизабет не могла не усмотреть иронии судьбы в том, что сейчас, оказавшись одна в постели, она уставилась на самый известный в стране фаллический символ. А ведь Бет Макманн превыше всего в жизни ценила семейное счастье.