Книга Перст судьбы - Елизавета Дворецкая

— У тебя есть семья? — Святобор удивился. Ему казалось немыслимым заводить семью и детей, не имея самому где голову преклонить.

— О да! Моя жена, королева Сванрад дочь Свейна, происходит из знатнейшего рода конунгов Халогаланда! У нас было несколько детей, но сейчас живы двое. Нашему старшему сыну Хакону уже шестнадцать лет, он сопровождает меня в этом походе и сейчас ушел на охоту с несколькими товарищами. А младшему моему сыну Хельги всего четыре года, и он вместе со своей матерью сейчас находится в усадьбе Свейна конунга. А сын Свейна конунга, Одд конунг, прошлой зимой однажды сказал мне…

— А-а! — вдруг закричала Велемила, будто ее укусили, вскочила на ноги и подалась вперед.

Все мужчины от неожиданности тоже вскочили и схватились за оружие.

— Ты что, сдурела, девка? — возмутился Доброня, поняв, что причина переполоха не вероломство данов, а очередное сумасбродство младшей сестры.

— Я знаю, знаю! — вопила Велемила, протягивая руки к Хрёреку, будто он мог убежать, не подтвердив сверкнувшую догадку. — А я все думаю, откуда я этих людей знаю! Одд! Одд Хельги, Ольг наш, князь варяжский! Так он тебе родич?

— Съешь тя Кощей! — Святобор с размаху хлопнул себя по колену.

— Да, мой родич Одд конунг бывал в Альдейгье и сказал мне, что здесь его должны помнить… — несколько оторопев, подтвердил Хрёрек.

— Ну еще бы! — обрадовался Доброня, тоже сообразив. — Еще бы не помнить! Он и нам вроде как родич… Что же ты сразу не сказал, дурная твоя голова! А все басни какие-то плетет! Сразу бы сказал, что ты шурь Ольга князя, мы бы тебя не так встретили!

Ладожане загомонили, а Хрёрек даже слегка растерялся: видимо, не ожидал, что имя брата его жены здесь произведет такое действие. А ладожане гудели, еще не зная, на что решиться. Муж сестры, близкий родич князя Ольга, которому Ладога была обязана избавлением от Иггвальда, требовал к себе самого радушного отношения. А Доброню смущала и еще одна мысль. Хрёрек — шурь Ольга, а Ольг — отец его, Доброни, сестрича, маленького сынка Яромилы… То есть все равно родня, хоть и через две сватьи. Такого не бросишь зимой в лесу — собственные чуры заклюют.

Подумав, Доброня поднялся и с достоинством поклонился.

— Прошу тебя, Хрёрек конунг, с людьми твоими быть гостем отца моего, Домагостя Витонежича. Как там на всю зиму будет, это он сам решит, а я тебя прошу к нам пожаловать.

Святобор улыбнулся и слегка кивнул: он понял, в чем причина такого радушия. Хоть сынок у Яромилы Домагостевны и считается маленьким Ярилой, но все же от прыжков через купальские костры дети не родятся — а больше от того, что после прыжков бывает. Чтобы Яромила прыгала через костер с князем Ольгом, никто не видел, зато все видели красную шелковую рубаху с золотым шитьем, в которой она принесла через год, как раз на следующую Купалу, своего трехмесячного сына к белому камню, чтобы наречь ему имя. Рубаха была Ольгова, тогда в Ладоге других таких еще не водилось. А значит, в Домагостевом доме Хрюрик этот повидается с братаничем своей жены, а сын его Акун — со своим двоюродным братом. Но эту новость пока следовало приберечь, и Святобор лишь ухмылялся в бороду.

Велемила сидела довольная, будто ее сватать пришли. В семье не принято было об этом говорить, но всех весьма занимало, вернется ли когда-нибудь Ольг в Ладогу и увидит ли своего сына. А Хрёрек, похоже, не подозревал о его существовании и не знал, что родство с маленьким беловолосым мальчиком, который еще ровным счетом ничего в жизни не совершил, обеспечит бесприютному дану такой теплый прием, которого ему не дало бы родство с Иваром Широкие Объятия и Харальдом Боевым Зубом, вместе взятыми!

— Он сидит там!!!

Велемила ворвалась в избу, едва помня себя, и застыла, вцепившись одной рукой в косяк, будто ее не держали ноги. Глаза выпучены, платок с головы упал на плечи.

— Кто? — Мужчины обернулись, прервав беседу, некоторые встали.

Стейн невольно бросился вперед, будто хотел прикрыть ее от неведомой опасности, но Святобор резко взмахнул рукой, призывая всех оставаться на месте и молчать.

— Х… хр… — Девушка не могла говорить, лицо ее исказилось, будто она сейчас заплачет, и сердце Стейна острым ножом пронзила жалость. Он не знал, что бойкая ладожская валькирия может плакать от страха.

Святобор уже все понял. Его-то неожиданная встреча с данами не заставила забыть, ради чего они все приехали в Вал-город. Не участвуя в общем разговоре, он сидел в самом темном углу возле печи, погруженный в тень, держал между колен свой волховской посох и слушал что-то, доступное ему одному, настраиваясь на предстоящее общение с духами.

Теперь, глянув на Велемилу, Святобор подошел, сначала плотно закрыл дверь, потом взял девушку за плечо и увел к печи.

— Воевода сидит? — спросил он, пристально глядя ей в лицо.

Велемила жалко закивала, держать обеими руками за горло, будто ее душили или что-то мешало сглотнуть.

Ведь еще совсем рано! Да, она хотела поучиться вызывать дух мертвого… Или для начала посмотреть с безопасного расстояния, как это делается. Святобор собирался звать Хранимиров дух не ранее полуночи, но сейчас едва темнеет, и ей казалось вполне безопасным прогуляться до нужного чулана. На обратном пути в избу она просто повернула голову и посмотрела туда, где земля провалилась над пятью большими ямами наспех зарытых могил… Хорошо, что она успела сходить куда было надо, а не то все могло бы кончиться еще хуже.

Когда дружина Иггвальда однажды весной три с половиной года назад захватила Вал-город, он достался им полуобгорелым и усеянным трупами. Викинги подошли на рассвете, справедливо рассчитывая захватить жителей врасплох, но их успели заметить — хозяйки к коровам выходят рано. Поднялась суета — одни бросились в лес, другие — в город, под защиту частокола и воеводы Хранимира. А когда оказалось, что находников слишком много и отбиться не получится — бежать уже было поздно. Ворвавшись в переполненный городок, викинги убивали всех, кто попадался. Загорелась одна изба, потом другая, пламя и дым увеличивали всеобщее смятение. Обезумевший народ валом валил прочь, через разрушенный частокол, и некоторым удалось спастись. Но большая часть жителей погибла, а вместе с ними сам воевода с двумя старшими сыновьями. Город сгорел, и значительная часть трупов осталась под углями. Но многие лежали снаружи — на лугу, между избами села. Подавив последнее сопротивление и разогнав по избам пленных, люди Иггвальда остались перед десятками трупов. Выбрав оттуда свои, они погребли их по обычаям. Надеясь собрать дань и нуждаясь в пристанище на время заживления ран, Иггвальд намеревался пожить в захваченном Валаборге еще какое-то время. Поэтому от трупов нужно было избавиться. Тех же пленных заставили рыть ямы, покидали туда останки, в том числе полуобгорелые с городища, потом забросали землей. После первой зимы могилы провалились, и теперь на их месте зияли вытянутые ямы, заполненные стылой водой, палой листвой и жухлой травой.

Святобор еще при свете дня обошел жальник, поясняя Велемиле, которая с непривычной робостью следовала за ним: