Книга Страшные сказки дядюшки Монтегю - Крис Пристли

Роберт, как всегда, чувствовал себя никому не нужным и от скуки прикидывал, как скоро его хватятся, если он сейчас возьмет и уйдет прочь в ячменные поля.

Немного спустя он бесцельно забрел в сумрачную часть сада позади дома, на ходу подобрал брошенный садовником ивовый прут и махал им, со свистом рассекая воздух. У заднего крыльца Роберт вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он всмотрелся в тенистые заросли. Никого. Еще раз взмахнул ивовым прутом – в зарослях ни малейшего движения. Он пожал плечами, открыл дверь и вошел в дом.

Как только мебель была расставлена по местам, по гравиевой дорожке потянулись деревенские жители с корзинками и свертками в руках.

– Ой-ой, – вздохнул отец Роберта. – Полагаю, это моя паства.

Он устало покачал головой и отправился открывать парадную дверь. К ступеням под ней уже подтягивалась вереница посетителей. Роберт поднялся в свою комнату и выглянул в окно.

Когда отец открыл дверь, пришедшие посрывали с голов шляпы и кепки и прижали их к груди. Сквозь толстое оконное стекло Роберт слышал приглушенные голоса и наблюдал, как отец неловко принимает дары. Матушка вышла на порог поблагодарить селян, и те уважительно склонили перед ней головы.

Роберт видел, как в ответ на отцовское «храни вас всех Господь» мужчины стали кланяться, а дамы изображать реверанс, после чего шляпы вернулись на свои места и делегация, хрустя гравием, все так же вереницей двинулась к воротам.

– Господь милосердный! – воскликнул отец в момент, когда Роберт спустился вниз к родителям.

Он отшатнулся от наполовину раскрытого газетного свертка, лежавшего на столе в прихожей. Роберт подошел посмотреть, что же так напугало отца. В газету был завернут мертвый кролик, к тушке была приколота записка: «Добропажаловать в Виткот. Убил сиводня утром».

– Боже мой! – сказал отец Роберта. – Я теперь не посмею развернуть остальные.

– Герберт, не говори глупости, – сказала матушка. – Они так трогательно о нас позаботились. Из кролика можно приготовить вкуснейшее жаркое, а тут еще, смотри, пирог со сливами и немножко меду. Не забудь поблагодарить их в своей проповеди. Такая щедрость…

– Что, ради всего святого, это такое? – спросил отец Роберта, с подозрением заглядывая под кусок тонкого полотна, скрывавший содержимое корзинки.

– Я бы назвал это приношениями.

Роберт и его родители обернулись на прозвучавший у них за спиной голос и увидели высокого незнакомца лет тридцати с небольшим, одетого в твидовый костюм. Он стоял в дверях со шляпой в руке. На его лице из-под густых, переходящих в бакенбарды усов сияла широкая улыбка.

Незнакомец представился местным врачом Артуром Тревэйном.

– Я живу на другом конце деревни. Вот оказался поблизости и решил зайти поздороваться.

Отец Роберта подошел к нему и пожал руку.

– Преподобный Сэквилл. Герберт Сэквилл. Весьма рад с вами познакомиться, доктор Тревэйн, – сказал он. – Позвольте представить вам мою супругу.

– Очень приятно, миссис Сэквилл, – сказал врач и пожал протянутую матушкой руку. Вслед за тем он повернулся и посмотрел на Роберта, которого отец явно не собирался ему представлять. – А это, должно быть, ваш сын?

– Да, – ответила матушка. – Его зовут Роберт.

– Здравствуй, Роберт. – Мальчик пожал протянутую доктором руку. – Боюсь, тебе у нас будет скучновато. Здесь, к сожалению, нет подходящих тебе товарищей для игр. Юный Дэвид Линклейтер приблизительно твоих лет, но он вернется из Лондона только после каникул.

Роберт ответил, что это не страшно, что до конца каникул осталось всего две недели и что, когда они закончатся, он сам уедет в школу-интернат. Доктор Тревэйн улыбнулся и со словами, что не хочет мешать Робертовым родителям распаковывать вещи, собрался идти.

– Если что-нибудь понадобится, – сказал он, надевая шляпу, – пожалуйста, без стеснения ко мне обращайтесь.

– Может быть, вы не откажетесь как-нибудь с нами поужинать? – спросил отец Роберта.

– С большим удовольствием, – ответил доктор.

– Да, вы обязательно должны прийти к нам на ужин, – вступила в разговор матушка Роберта. – И позвольте поинтересоваться, существует ли на свете миссис Тревэйн?

– Увы, такой не существует, – ответил доктор Тревэйн. – Я пока еще не встретил девушки, готовой за меня выйти. Быть женой сельского врача по вкусу далеко не всем.

– Как и женой сельского священника, – с улыбкой заметил преподобный Сэквилл и вздохнул. – Я считаю, мне невероятно повезло иметь такую жену, как Элизабет.

– И правильно считаешь, – засмеялась миссис Сэквилл. – Доктор, так вы зайдете к нам вечером в пятницу?

– Почту за честь, – поклонился доктор.

Следующие несколько дней тянулись мучительно медленно, Роберт считал часы, оставшиеся до возвращения в школу, где можно будет позабыть о скуке, снова стать самим собой и, главное, снова встретить школьных друзей. В деревне же он чувствовал себя крайне неуютно – и не только оттого, что еще не успел там освоиться.

Всю свою жизнь он нес груз принадлежности к семье священника и давно уже к нему привык, отчего, правда, груз этот не становился легче. Все кругом ожидали, что, как отпрыск духовной особы, он унаследует и продолжит семейное дело.

Но Роберт и не думал идти по отцовским стопам и становиться служителем церкви. Он хотел жить собственной жизнью, самостоятельно выбрать свой путь. А кроме того, он просто не верил в Бога, служению которому посвятил себя его отец, – но никогда, конечно, не решился бы ему в этом признаться.

Доктор Тревэйн был прав, когда сказал, что Роберту будет скучно в деревне. Здесь действительно не было «подходящих» ему детей, и даже неподходящие старались не появляться в доме викария и его окрестностях. Поэтому Роберт целыми днями лениво слонялся вокруг дома, предаваясь нехитрым забавам: искал в зарослях птичьи гнезда и ловил жуков на терракотовых вазонах и на каменном бордюре подъездной дорожки.

Но его так и тянуло в сумрачно-романтичный уголок сада – тот, что позади дома. Оттого что взрослые, в том числе садовник, избегали этого места, Роберту казалось, что оно принадлежит ему одному.

В один прекрасный день он, к своему удивлению, увидел там мальчика – хорошо одетого мальчика, который сидел на высокой стене, почти невидимый в густой тени деревьев.

– Привет! – сказал Роберт.

Мальчик ничего не ответил, зато улыбнулся такой широкой улыбкой, какой Роберт в жизни ни у кого не видел. Он вдруг почувствовал себя очень хорошо и свободно и тоже улыбнулся в ответ.

На следующий день – это была пятница – доктор Тревэйн в условленный вечерний час явился в дом преподобного Сэквилла с букетиком цветов в одной руке и бутылкой весьма дорогого портвейна – в другой.