Книга Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака - Адам Гидвиц

– Эй, друзья! – окликнул Вильям.

Мужчины стоя поджидали его. Молча. Когда Вильям подошел ближе, он смог разглядеть их получше. У старшего была густая рыжая борода. У младшего – вьющиеся рыжие волосы. Отец и сын. Они, казалось, нервничали. И их руки были скрыты под ярко расцвеченными плащами.

– Приветствую! – сказал Вильям. На сей раз менее уверенно.

– Стой! – сказал отец. – Открой лицо.

В тридцати шагах от них Вильям останавливается.

– Что?

Бородатый встревоженно смотрит на сына, потом опять на Вильяма.

– Сними маску, ежели не умышляешь злого.

Вильям растерянно моргает:

– Какую маску?

Юноша кусает губу и всматривается в него. Внезапно он извлекает из-под плаща короткий меч.

– Во имя Христа, не подходи!

Вильям понятия не имеет, что происходит.

Старший мужчина вытаскивает топорик.

– Разбойник ты иль дьявол, изыди!

Вильям продолжает растерянно моргать.

– Я не разбойник и не дьявол, я брат-бенедиктинец. Монах.

Рыжие сын и отец размахивают своим оружием, пытаясь казаться свирепыми. Но они не кажутся свирепыми. Они кажутся испуганными.

– Я монах, – повторяет Вильям, – слуга Бога. Я бы хотел присоединиться к вам. Мне немножко… одиноко.

Глаза у сына совершенно безумные.

– Изыди!

Он крутит мечом в воздухе. Вильям отступает, наступает на ремешок своей сандалии и падает – плюхается – на дорогу.

– Изыди! – вновь кричит юноша.

– Ладно, – говорит Вильям, – вы не в себе, но ладно. Мужчины начинают пятиться, оставляя Вильяма сидеть на собственном заду посреди дороги.

И тут он соображает, в чем дело. Он начинает хохотать.

Если до сих пор мужчины были просто испуганными, теперь они в ужасе. Они оборачиваются и кричат:

– Гони лошадь, Матильда! Прочь! Прочь!

Матильда вновь бьет лошадь по крупу, и повозка, грохоча, несется по дороге, мужчины догоняют ее.

Вильям понял, что к чему. Они решили, что он в маске, потому что никогда до сих пор не видели людей с таким цветом кожи. Знаю, в это трудно поверить, но как еще объяснить их испуг? Вильям вздыхает, понимается и отряхивает грязь со своего обширного зада.

Теперь он идет медленно, чтобы не обогнать паломников, но вскоре свежий ветерок и песни жаворонков вновь приводят его в хорошее настроение, и он совершенно забывает о них. И вскоре опять догоняет трусоватых паломников.

Они остановились посреди дороги, повозка их накренилась набок. Ее колесо лежит в траве у обочины в нескольких шагах от повозки. Маленькая компания сгрудилась у повозки, удивленно разглядывая ее, точно это выброшенная на берег диковинная рыба. Женщины уперли руки в бока. Оба мужчины вновь вытащили оружие и озираются вокруг так, словно кто-то вот-вот выскочит из лесу и утащит их.

А потом они видят, что кто-то приближается к ним по дороге. Когда они замечают Вильяма, они вновь начинают вопить:

– Прочь, разбойник! Прочь!

Женщины таращатся на него, хватаясь друг за друга в поисках защиты.

Вильям вздыхает. Он качает головой. Он продолжает путь.

– Прочь! – кричит сын. – Берегись!

Вильям идет прямо на него.

Юноша машет мечом в воздухе. Но Вильям продолжает путь, и тот отступает на шаг. И еще на шаг.

– Берегись! – бормочет юноша.

Вильям проходит мимо. Все пятятся. Все, кроме старшей женщины. На ней черное шерстяное одеяние, и ее бледные голубые глаза неотрывно смотрят на Вильяма с прежде не виданной им злобой. Он пытается сделать вид, что не заметил.

Вильям подходит к повозке, подводит свои большие руки под ось, к которой крепятся колеса, и поднимает повозку.

У паломников перехватывает дыхание.

– Ну, – говорит Вильям, – вы будете ставить колесо на место или нет?

Никто не двигается.

– Я не разбойник. Я монах из аббатства Сен-Мартин. Моя мать была сарацинка, – он использует именно это слово, поскольку они его наверняка знают, – вот почему у меня такая темная кожа. Но я монах. Монах.

Они все еще не двигаются, рты глупо приоткрыты.

– Даю вам еще один шанс, – говорит Вильям, – подберите колесо и наденьте его на ось. И не надо так гнать, это чересчур разбитая дорога, чтобы ехать так быстро на такой груженой повозке.

Он ждет.

– Если вы сейчас не управитесь с колесом, я опущу ее. Никто не шевелится.

Вильям выпускает из рук ось. Повозка плюхается на землю, слышен треск сырого дерева.

– Я предлагал вам, – говорит Вильям, пожимая плечами.

Женщина с бледными глазами бормочет что-то про Антихриста. Мужчины вцепились в потные рукоятки оружия и настороженно следят за Вильямом. Так что здоровенный послушник идет прочь. Повозка, разбитая и бесполезная, лежит посреди дороги.

Сюда он добирается к закату. Передний двор пуст, только на обрубке полена, посвистывая, сидит конюшенный мальчик, Жак. Вильям становится перед ним и говорит:

– Прошу прощения.

Жак поднимает глаза, кричит и падает с полена на спину.

Вильям тут же опускается на одно колено и говорит:

– Я брат из монастыря Сен-Мартин. Я хочу всего лишь места, где можно выспаться и поесть, если можно.

Жак, спотыкаясь, пятится, а потом поворачивается и бежит в дом, чтобы позвать меня. Говорит, что там во дворе здоровенный малый в маске, просится на ночлег. Я выхожу. Я уже видел африканцев. Когда держишь трактир, кого только не увидишь. Но, должен признать, такого здоровенного, как Вильям, не видал никогда. Хотя нет, однажды видел. Красного Монаха, Микеланжело ди Болонью.