Книга Черный легион - Сергей Будеев

– Мы поговорим о некоторых давно назревших кадровых перестановках в Совете и об этических аспектах его деятельности.

Вновь раздалось протяжное чмоканье, и входная дверь в зал плотно закрылась. Повисла гробовая тишина.

– Дети мои…

Сея печально вздохнула и чуть прикрыла глаза.

– Все вы когда-то были рождены мной и моими любимыми сестрами. Вы, являясь одной семьей, безмерно мною любимы. Я сделала все, что могла, чтобы достойно вас воспитать и дать возможность посвятить себя любимому делу. Я всегда была для вас примером чистоты помыслов, а вы? Лелеете в мечтах греховные идеи, отталкиваете любовь своей матери? Чего вам не хватает? Власти? Вы готовы променять мою любовь на призрачную гонку за славой? Наверное, я сама виновата в этом. Наверное, нам нужно чаще встречаться?..

Сея повернула голову к сидящему рядом с ней Дагону. У того непроизвольно дернулся правый глаз, а и без того уже багровое круглое лицо начало наливаться синевой. Голос богини стал звучать жестче и четче.

– Сегодня Совет выберет нового секретаря, полагаю, это будет…

Женщина обвела взглядом скованных страхом монахов-жрецов. Никто из них не смел пошевелиться, казалось, они вообще перестали дышать. Ее взгляд остановился на крупном мускулистом мужчине, который, как и все остальные, не отрывал глаз от гранитной столешницы.

– Шеган. Они изберут тебя. На твое прежнее место в Нью-Вашингтон полетит другой посвященный. После окончания доклада о текущих делах зайдешь ко мне в купольный зал, мы поговорим о твоем назначении и новых задачах, стоящих перед Орденом, – с этими словами она пихнула ногой труп Уропа. – Это неблагодарное мясо сожгите на жертвенном костре. Он хотел умереть с окровавленным клинком в руках. Что ж, пусть его клинок будет в костре рядом с ним.

Ткнув пальцем в покрывающуюся сморщенной пленкой бордовую лужу на столе, Сея поднесла его ко рту и лизнула длинным розовым языком.

– Один мой друг любил повторять, что он против кровопролития, потому что от него одни расходы. Очень интересный был человек, я многому у него научилась. В отличие от вас, ему можно было доверить если не деньги, то хотя бы жизнь, потому что она для него не стоила ни гроша.

Она встала с каменного кресла и направилась к выходу. Дверь в очередной раз распахнулась и захлопнулась. Посвященные потихоньку зашевелили затекшими конечностями. Кто-то пытался подняться на ноги, но как подкошенный вновь падал на лавку, кто-то бурчал под нос, вытирая накидкой пот со лба, кто-то делал вид, что молится…

– Братья, предлагаю перенести нашу встречу на завтра… – Шеган, первым сумев принять вертикальное положение, ни на кого не глядя, пошатываясь, двинулся из зала. – А сегодня остаток дня провести в молитвах, обращенных к нашей матери-богине. В мольбах о прощении наших грехов и ниспослании нам ее мудрости и прозорливости.

Кристалл воспоминаний

Сначала Стацин убедился, что богиня заблокировала все входы в купольный зал, и лишь потом, спустившись на один этаж вниз, вошел в хорошо освещенное помещение своей личной библиотеки. Здесь не было ни стеллажей, упирающихся в потолок, ни тяжелых пыльных фолиантов, под которыми прогибаются деревянные полки. Хрупкий полиметаллический столик и низкий табурет перед ним составляли весь интерьер. Присев, старик надел на голову легкий шлем, полностью скрывший лицо под зеркальным забралом, и быстрыми движениями пальцев по гладкой поверхности столика развернул меню библиотеки. Самым обширным и любимым его разделом был перечень комиксов середины третьего тысячелетия. Пролистав, остановился на закладке «В поисках утраченного» – одной из самых популярных и длинных серий того времени – и активировал запуск седьмого сезона. Именно здесь он прятал чудом сохранившийся архив Хлои, одной из трех ведьм, усилиями которых и был когда-то сформирован Орден «преклонения перед рождением» в том виде, в котором, претерпев незначительные изменения, он продолжал существовать по сию пору.

К началу большого переселения, или второй волны экспансии землян на другие звездные системы галактики, ведьмы, сумевшие дожить до этого момента – не сгореть на кострах инквизиции или не попасть под колпак вездесущих спецслужб, а также фанатиков других, более древних религиозных формаций, действовали небольшими группами. Именно сближение трех-четырех особей позволяло сформировать устойчивую преемственность и минимизировать текущие риски. Хлоя, Сея, Эстампа носившие тогда другие имена, на фоне всеобщей неразберихи, сопутствующей массовому исходу землян, чувствуя себя в относительной безопасности, предпринимали настойчивые попытки объединить отдельные группы себе подобных. Они разработали собственную систему поиска и выявления вечных матерей и применяли ее достаточно успешно. Ведьмы по большей части не стремились к развитию изначального дара фактического бессмертия, а довольствовались материальным благополучием и гарантией перерождения, то есть стремились к инфильтрации в семьи региональных политических и финансовых элит. При этом они всеми силами старались держаться в тени, подальше от медийного пространства и нездорового интереса широкой публики. Но были среди них и такие, которые по неожиданным подчас для них самих причинам упустили возможность рожать и доживали век в ожидании неминуемого конца…

…Полозья саней хрустнули нетронутым настом возле рубленой избы, одиноко торчащей на краю заснеженной поляны, и замерли в ожидании. Фекла, жена кузнеца Еремки, выпростав колени из потертой медвежьей шкуры, тяжело придерживая живот, встала на ноги и осмотрелась по сторонам. Вечерело, тонкий сизый дымок поднимался из трубы сруба. Сам Еремка выскочил было вперед беременной, но та решительно осадила мужика и велела ждать ее поодаль от крыльца. Затем резко потянула на себя кривоватую скрипучую дверку, из-за которой в лицо ударили облачко теплого мутного пара и запах кислятины и плесневелых опилок. Из темноты сеней навстречу Фекле высунулась кривая, сморщенная старостью и немощью одноглазая рожа повитухи Ядвиги. В деревне, раскинувшейся в трех верстах от хутора на излучине вертлявой речки, та слыла знатной травницей, но дюже гладной и крамольной старухой, за что деревенские величали ее не иначе как бабка Яга. При виде Феклы старуха сморщилась еще сильнее, и скрипучий, больше похожий на скрежет тяжелых ржавых петель на решетке темницы голос негромко, но властно придержал гостью у входа в избу.

– Что, соседка, соскучилась? Или решила людям свово ребеночка на тризну мою угощением подать?

Сухой, но твердой рукой она приподняла масляную лампадку с вонючим коптящим фитильком, и ее черный глаз встретился с черными же очами гостьи. Бабка мгновенно отшатнулась от вошедшей и горько зашамкала что-то одними губами. Фекла решительно шагнула в темноту избы, в самой глубине которой в печи потрескивали сосновые поленья.

– Вот то-то. Я не цапаться с тобой пришла. Хочешь помереть в уюте на белых простынях, поможешь, а на нет, так и суда нет.

Старуха, семеня за гостьей, поставила лампадку на выскобленный дубовый стол и пододвинула лавку.

– Знаешь поди, что две луны, как графиня вернулась на сносях в поместье из Сантпитербургу? Хворобно там, говаривают, сыро. Так она намедни родила дочку темноглазую… Отец-то родом из степняков?