Книга Любить по-сицилийски - Люси Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через несколько минут Ренато вышел в холл. Лицо его приобрело серый оттенок, голос был напряженный.
— Мама хочет видеть тебя, — сказал он Хизер.
— Как она?
— Страдает. Она во всем винит себя.
— Это абсурд. Я точно знаю, кто виноват, и это не она.
— Так скажи ей это. Говори ей все, что хочешь, только сделай так, чтобы она перестала себя мучить. Ты единственная, кто может ей сейчас помочь.
Хизер проскользнула мимо него в палату Баптисты. Ренато стоял около двери, наблюдая, как Хизер подходит к кровати.
Совсем недавно старушка была неотразима в черном атласном платье, вся в кружевах и бриллиантах. Теперь же она лежала на белых простынях, ее лицо было бледным, она казалась такой маленькой и уязвимой.
— Прости меня, — прошептала она. — Прости меня…
— Вам не за что просить у меня прощения, — быстро прервала ее Хизер. — В этом нет вашей вины.
— Мой сын… обесчестил тебя…
— Нет, — уверенно ответила Хизер. — Меня могут обесчестить только мои собственные действия. И ничьи больше. В этом нет никакого бесчестья. Это пройдет, а жизнь будет продолжаться. — Она взяла Баптисту за руку. — И для вас тоже.
Баптиста посмотрела ей в глаза.
— Я думаю, у тебя… необыкновенное сердце, — проговорила она. — Мой сын дурак.
Хизер наклонилась к ней, улыбаясь.
— Большинство мужчин дураки, — сказала она. — Мы же это знаем, правда? Но мы не должны страдать от их глупости.
Лицо Баптисты прояснилось.
— Храни тебя Бог, — прошептала она. — Не уезжай.
— Я не уеду до тех пор, пока не буду знать, что вы в порядке.
— Я скоро вернусь домой. Пообещай мне, что будешь там, когда я приеду, — в голосе Баптисты послышались требовательные нотки. — Пообещай мне.
Хизер в смятении смотрела на нее. Больше всего сейчас она хотела бежать с Сицилии.
— Пожалуйста… — начала она. — Я не могу…
— Пообещай ей! — грубо приказал Ренато.
Баптиста начинала волноваться, что сейчас ей было абсолютно противопоказано.
— Обещаю, — торопливо сказала Хизер. — Я буду дома, когда вы приедете. А сейчас я оставлю вас с вашей семьей.
— Ты будешь дома, — повторила Баптиста. — Ты дала слово.
— И я человек слова. Не волнуйтесь. — Сказав это, она вышла из палаты.
Зловещая тишина царила в резиденции семьи Мартелли. Почти все уже разъехались.
Свадебный торт суеверные гости трогать не стали. И теперь он одиноко возвышался на столе, символизируя союз двух любящих людей, которого никогда уже не будет.
Хизер стояла в полутьме большого холла и смотрела на торт, украшенный крошечными фигурками жениха и невесты. Она оказалась в ловушке, из которой не было выхода. Позади было слишком много тяжелых воспоминаний, а дорогу вперед закрывало ее обещание.
Она почувствовала легкое головокружение и вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Она представляла себе, как они с Лоренцо разрежут торт, а фигурки она сохранит как символ счастья. Что ж, они все еще стояли на месте. Раз хотела, так бери их…
На этом Хизер сломалась. Весь день состояние Баптисты помогало ей не думать о произошедшем. Но теперь она осталась одна, и некому было ее защитить. Лоренцо не любил ее, он бросил ее в церкви. Сон, о котором она мечтала, воплотился в жизнь в виде грандиозного фарса.
Хизер забыла о сомнениях, вертевшихся в ее голове прошлой ночью.
В этот момент ее волновало другое. Воспоминания о том, как Лоренцо ухаживал за ней, каким был милым, добрым, веселым. Так беззаветно восхищался ею. Ее чувства, возможно, были лишь страстной влюбленностью, но они были настоящими, что теперь приносило ей такую боль. Она закрыла глаза ладонями и облокотилась на стол. Она старалась перебороть слезы.
«Я не буду плакать. Я не буду плакать».
По крайней мере, сейчас. Она продержится до тех пор, пока не останется одна, вдали от этого дома, вдали от этого острова и, что самое главное, вдали от Ренато Мартелли.
Звук шагов заставил ее повернуться. Ренато молча стоял и наблюдал за ней. Возмущенная его вторжением, она взяла себя в руки и заговорила как можно спокойнее:
— Как себя чувствует мама?
— Она уснула, когда я уходил. Доктора говорят, ничего страшного, это был просто обморок.
— И она вне опасности?
— У нее слабое сердце. Но это не инфаркт.
— Хорошо. Значит, я скоро смогу уехать?
— Если ты хочешь сделать ей больно. Она приняла тебя как дочь…
— Но я ей не дочь, — резко сказала Хизер. — И никогда…
— Ты не понимаешь. Я говорю не об официальной стороне. Я хочу сказать, что она любит тебя.
Как только ты приехала, она сразу пустила тебя в свое сердце. Разве ты этого не чувствуешь?
— Чувствую. И для меня это много значит, но теперь…
— Теперь ты повернешься к ней спиной? Так ты отплатишь ей за ее доброту?
— Я же сказала, что дождусь ее возвращения из больницы. Большего я обещать не могу.
Прозвучавший голос поразил ее саму. Он был ледяным, не передающим никаких эмоций. Или, может быть, эта напряженная, суровая женщина, не проронившая за весь день ни одной слезинки, и была она?
В этот момент появилась горничная. Она сказала что-то Ренато на сицилийском.
— Она спрашивает, что ей делать с тортом, — перевел он.
Хизер бросила на него ошеломленный взгляд. Хотелось есть. Она была разбита, нервы ее находились на пределе. Хизер казалось, что от переутомления у нее скоро начнутся галлюцинации. И простой вопрос горничной застал ее врасплох, чуть не доведя до истерики.
— Откуда мне знать? — воскликнула она. — Я никогда раньше не оказывалась в подобной ситуации. Предложи ты что-нибудь. Ведь у тебя всегда есть ответы на все вопросы.
Он передернулся, но сохранил самообладание.
— Я скажу, чтобы его отослали в детский дом.
— Хорошая идея. Только попроси ее снять макушку и отдать мне.
Ренато так и сделал. Горничная встала на стул и потянулась к верхней части торта, на которой под аркой из цветов стояли жених и невеста. Но вдруг рука ее дрогнула, и фигурка жениха упала на пол, расколовшись на две части. Ренато кивнул горничной, и та поспешно удалилась.
— Зачем тебе нужна эта часть? — спросил он, пока Хизер изучала кусок торта.
— Чтобы поесть, разумеется. По-моему, невеста должна попробовать собственный свадебный торт. Ты так не считаешь? — Она взяла острый нож и стала разрезать торт. — Присоединяйся.
