Книга Зимняя книга приключений. Скелет за шкафом - Юлия Кузнецова

– Твой?!

– Он старенький, – пробормотал Ботаник, – но зато у него объем 903, а не 400 кубических сантиметров, как у новичков.

Я качала головой, не в силах поверить своим глазам. Это не мотоцикл, это мечта!

– Моей фирме он обошелся меньше чем в две тысячи долларов, – продолжал оправдываться Ботаник, – сейчас не заметно, но при дневном свете видно, что у него рама поцарапана... И заводится не с первого оборота... Хотя, как говорят специалисты, если мотоцикл не заводится с «одного тычка»...

– Се-ре-га, – выдохнула я, – не превращайся опять в ботаника! Оставайся таким же шикарным мотоциклистом и...

Я подошла к мотоциклу и погладила его лакированный бок.

– И?

– И покатай меня на своей чудо-машине!

Ботаник улыбнулся и нацепил шлем. Когда мы уселись, он вытянул на себя какую-то штуковину, включил зажигание и ткнул пальцем в кнопку «старт».

– Тебе удобно, красотка? – спросил он, перекрикивая шум двигателя.

– Лучше не бывает!

– Тогда я отвезу тебя в одну забегаловку и накормлю жареной курицей!

– Ура! – завопила я и обняла Ботаника за пояс.

Я вопила от радости всю дорогу, пока мы летели по Ленинскому проспекту и мимо нас проносились сверкающие вывески магазинов и ресторанов. Это оказалось невероятным счастьем – вырваться из душной квартиры ученых-психопатов и мчаться, подставив лицо ветру, по центру Москвы.

– Ты хорошо знаешь Анжелу? – спросила я и откусила кусок жареной курицы.

Мы сидели с ним прямо на ступеньках забегаловки. Перед нами по Ленинскому пролетали машины. Огоньки их фар отражались на блестящем капоте Ботаниковой «Кавасаки».

– Конечно. Она же моя двоюродная сестра. Мы часто проводили лето на даче у бабушки, матери Генриха Андреевича. Дядя Генрих приезжал по выходным и занимался с нами языками. А после занятия заставлял меня говорить с Анжелкой по-английски. А ее – отвечать мне по-французски. Чтобы мы практиковали одновременно два языка.

– Жесткий подход.

– Да, но человек он мягкий. А после смерти жены совсем сдал...

– А что с ней случилось?

– Погибла в автокатастрофе. Ехала в маршрутном такси, водитель выехал на встречную полосу.

– Да что ты... Неудивительно, что Анжела такая... строгая.

– Она всегда такой была. И знаешь, когда погибла ее мать, только это их обоих и спасло. Потому что дядя на время стал совсем беспомощным. Ей пришлось его сопровождать повсюду, и в библиотеку, и на прогулки. Готовить, вести хозяйство. А она – совсем подросток, наша с тобой ровесница. Правда, плюсы тоже нашлись. Ей пришлось проводить с отцом много времени, и она больше узнала о его профессии. И сама определилась с тем, чем хочет заниматься.

– А почему она пошла на кафедру в МГУ, а не в институт, где преподает ее отец?

– Он сам отправил. Во-первых, в его институте больше внимания практике уделяется. А он хотел, чтобы Анжела и теорию знала в совершенстве. Так, как ее в МГУ дают.

Ботаник достал из пакета упаковку картофельных долек и баночку с соусом и продолжил:

– А во-вторых, он же учился с Лилией Леонтьевной на одном курсе. Вроде как доверяет ей обучение своей дочери.

– Везет Анжеле, – сказала я со вздохом, – ее выбор совпадает с выбором отца. А мой папа против того, чтобы я рисовала комиксы.

Я отпила «Фанты» и снова принялась за курицу.

– Зато ты фундаментальное образование получишь, – подтвердил Ботаник, дергая в разные стороны краешек упаковки с картофелем, – МГУ – это МГУ.

Он с усилием рванул упаковку, и картофельные дольки рассыпались по ступенькам. М-да, а я уж решила, что Ботаник окончательно изменился! Сразу вспомнила, как в Звенигороде он мешал сахар в кофе сосиской.

– Угощайся из моей пачки, – предложила я, – мою они не стали запечатывать.

Некоторое время мы молча хрустели жареным картофелем, не забывая окунать его в пачку с соусом, который Ботаник умудрился вскрыть аккуратно.

– А к Анжелке тебя Лилия направила? – спросил он неожиданно.

– Нет, – я замялась, – не совсем она. Ее коллега. Анна Семеновна Розенталь-Шпигель.

– Я ее знаю! Она ведет английский на подготовительных курсах филологического факультета, куда я буду поступать. А почему она сама с тобой не занимается? Все-таки поручать подготовку к поступлению в МГУ пятикурснице, пусть даже такой умной, как Анжелка, это как-то... непрофессионально.

Я пожала плечами и принялась со свистом втягивать через трубочку «Фанту».

Какие хорошие у них трубочки, толстенькие и плотные. Свисти через них, сколько влезет.

Когда я закончила свое супермегаважное занятие и подняла глаза, Ботаник все еще сверлил меня взглядом.

– Я не могу тебе сказать, – честно ответила я.

– Почему?

– Они твои родственники.

– И что?

– Ты будешь на их стороне.

– Их стороне? Ты что-то расследуешь? В таком случае, Гайка, я всегда буду на стороне того, кто ищет преступника, а не кто им является.

Я поразмыслила немного. Ботаник хорошо знает эту семейку. Он может помочь. А я хорошо знаю Ботаника. Он не проболтается.

Провожая глазами проносившиеся по проспекту автомобили и мотоциклы, я выложила Ботанику всю историю, не забыв даже о Прозрачном. Когда я говорила про Зета, то зябко ежилась, ощущая противный мороз по коже. Хотя вечер был теплый, один из последних перед наступлением октябрьских холодов. Ботаник слушал, помешивая картофельной долькой соус в пачке, и не перебивал.

– Значит, она подозреваемая, – подытожил он, когда я закончила, – может, хочешь спросить, могла ли моя сестра украсть рукопись?

Я кивнула, отпивая глоток из его стакана с «Фантой» – то ли от жареной картошки, то ли от длинного рассказа горло пересохло.

– Могла. Ради принципа она готова на многое. Как-то, будучи детьми и живя на даче, мы с ней поспорили, можно ли сломать ногу, спрыгнув с крыши, или нет. Чтобы доказать, что нельзя, она залезла на крышу дачного домика и спрыгнула.

– Не сломала?

– Ушибла, – улыбнулся Ботаник, – так что мы не доспорили. Но вообще, чтобы что-то доказать, она может пойти на самые странные поступки. Не знаешь, она ничего не доказывала Лилии?

– Спрошу у Анны Семеновны.

– А еще настораживает исчезновение зажигалки.

– Может, я ее сама потеряла...

– Ты же не доставала ее.

– Думаешь, Рита взяла?

– Возможно. Но значит, ей есть что скрывать? И тогда моя сестра здесь ни при чем...

– Если добавить сюда еще Вариного брата, на которого почему-то кричала Лилия Леонтьевна в ночь, когда исчезла рукопись, то получится, что и у Вари рыльце в пушку. Как будто они втроем это сделали!