Книга Олигархи. Богатство и власть в новой России - Дэвид Хоффман

Обреченный Кириенко не мог сделать ничего существенного, чтобы смягчить гнев рынков. Он пытался составить ответственные долгосрочные планы, но они были бесполезными в условиях неумолимо приближавшегося кризиса, и никакое количество обещаний не могло прекратить панику. “Рынки вынесли собственный приговор, — жаловался он позже. — Они читали наш бухгалтерский баланс не хуже нас самих”.

Утром 13 августа Кириенко подвергся критике в письме Сороса, опубликованном газетой “Файнэншл тайме”. Известный всем как человек, который разорил в 1992 году Банк Англии, сделав ставку против английского фунта стерлингов, Сорос писал: “Катастрофа на российских финансовых рынках достигла конечной фазы”. Сорос предложил западным промышленно развитым демократическим государствам незамедлительно осуществить денежные вливания в размере 15 миллиардов долларов, произвести девальвацию рубля на 15—25 процентов и создать механизм, позволяющий поддержать оказавшуюся в трудном положении валюту с помощью более надежной валюты, например доллара. Сорос заявил, что хочет, чтобы его письмо стало “сигналом” для западных государств, и не стремится извлечь выгоду из этой ситуации. Как ни странно, Сорос написал это письмо отчасти потому, что российское правительство, не привлекая к этому внимания, обратилось к нему с просьбой о предоставлении еще одного краткосрочного кредита до запланированной продажи следующего пакета акций “Связьинвеста”{550}. Его письмо прозвучало как раскат грома. На российской фондовой бирже произошел резкий спад, и торги были прекращены. Вскоре на улицах появились первые признаки беспокойства. Перед пунктами обмена валюты начали выстраиваться небольшие очереди. Обычные российские граждане в очередной раз избавлялись от собственной валюты и пытались купить доллары.

Утром в пятницу, 14 августа, Ельцин, у которого начался отпуск, вылетел в Новгород. В ю:оо, как только вертолет приземлился, журналисты забросали его вопросами. Будет ли девальвация? “Девальвации не будет, заявляю об этом твердо и ясно”, — сказал Ельцин.

“Я ничего не придумываю и не фантазирую”, — добавил Ельцин. “Нет, — заверил он журналистов, — мы не выпустим ситуацию из-под контроля”. Ельцин сказал, что не прервет свой отпуск и не вернется в Москву. “Если я вернусь назад, будут говорить: это значит, что ситуация ужасная, что началась катастрофа, что все разваливается... Нет, наоборот, все идет так, как должно идти”{551}.

Но к этому времени рев драконов заглушал голос Ельцина. В течение недели несколько банков, включая “СБС-Агро” Смоленского, не смогли выполнить требование дополнительного обеспечения. В среду “Токобанк”, который раньше считался образцовым российским банком, но начиная с мая испытывал трудности, не выполнил обязательства по кредиту в размере 60 миллионов долларов. В пятницу банк “Империал” не выполнил обязательства по синдицированному кредиту в размере 50 миллионов долларов. Следующим стал МЕНАТЕП — в понедельник банк Ходорковского должен был произвести платеж по кредиту в размере 80 миллионов долларов, но не смог сделать этого. В интервью, опубликованном І2 августа в газете “Коммерсантъ-Daily”, Йордан сказал: “Сегодня все наши олигархи — банкроты. Почему, например, МЕНАТЕП борется за “Токобанк”, долг которого составляет 250 миллионов долларов? Почему им нужен этот банк? Потому что на возрождение “Токобанка” Центральный банк выделяет 100 миллионов долларов и МЕНАТЕП надеется решить свои проблемы, использовав их для уплаты собственного долга”. Йордан привел руководителей МЕНАТЕПа в ярость.

14 августа, в тот самый день, когда Ельцин утверждал, что девальвации не будет, российское правительство и Центробанк пришли к выводу, что девальвация неизбежна. Алексашенко вспоминал, что на совещании в кабинете Кириенко в Белом доме был подтвержден “окончательный диагноз”. “Перед пунктами обмена валюты во всех крупных городах России появились длинные очереди, — рассказывал он. —- Центральный банк воспринял это как признак того, что люди потеряли веру в рубль”. По его мнению, банк мог бы противостоять психологии рынка, но не психологии масс. Кроме того, стало ясно, что к прыжку готовится и второй дракон: денег для погашения ГКО, срок которых истекал на следующей неделе, не было. Запасы Центробанка были истощены. Иностранные государства и инвесторы отказывали в помощи. Никто ни при каких условиях не предоставил бы ссуду России{552}.

В ту пятницу находившийся в отпуске Чубайс пытался получить удовольствие от поездки по Ирландии, но мобильный телефон звонил не переставая. Он прервал отпуск и вылетел в Москву. В субботу в 5 часов утра он был уже там. Мозговой центр правительства, в который входили Чубайс, Гайдар, Дубинин, Алексашенко, министр финансов Михаил Задорнов и другие, собрался на государственной даче Кириенко. Они признали, что девальвация “неизбежна”. Алексашенко рассказывал, что основная дискуссия велась относительно ГКО. Следует ли правительству отказываться от своих обязательств? Они решили “реструктурировать” ГКО, выпустив позже новые облигации. (Этот план не был осуществлен; правительство не выполнило своих обязательств и полностью прекратило погашение ГКО.) Имелись ли другие варианты? Да. Они могли заставить Центробанк использовать свои резервы, чтобы выплатить долги по ГКО, но никто не знал, как долго продержится банк. Они могли напечатать деньги, чтобы расплатиться с долгами, рискуя вызвать гиперинфляцию. Но никто не хотел даже обсуждать этот вариант, памятуя об инфляции начала 1990-х.

На субботней встрече не был решен самый щекотливый вопрос — что делать с банками. Угроза кризиса всей банковской системы была реальной. В воскресенье под давлением некоторых из олигархов, при обстоятельствах, которые так и не были выяснены до конца, Кириенко согласился защитить банки. Он дал согласие на “мораторий”, в соответствии с которым российские банки и компании имели право не выплачивать иностранные долги в течение трех месяцев. Магнатам предоставлялась возможность навсегда избавиться от обязательств по кредитам, общая сумма которых, согласно подсчетам, произведенным впоследствии Чубайсом, превышала іб миллиардов долларов{553}. Это означало, что российское правительство участвовало в ограблении иностранных инвесторов.

Такая экстраординарная мера была подарком для магнатов. Авен вспоминал, что Березовский позвонил ему в Италию, где он проводил отпуск, и настоятельно просил немедленно вылететь в Москву. Березовский объяснял мне, что убеждал Авена вернуться в Москву и помочь Чубайсу справиться с трудностями, связанными с надвигающейся девальвацией. По словам Березовского, он чувствовал, что Чубайс и его помощники “не понимали, что делают”. Как вспоминал Авен, Ходорковский также настаивал на моратории. В понедельник наступал крайний срок платежа по кредиту, который МЕНАТЕП не мог произвести{554}.

Авен ожидал девальвации рубля, и его банк тщательно избегал долларовых форвардных контрактов, но он был ошеломлен тем, что Чубайс и Кириенко решились на девальвацию и дефолт одновременно. “Это было полной неожиданностью, — сказал он. — У нас имелись облигации ГКО на 100 миллионов долларов, и мы предполагали, что из-за девальвации можем потерять 20 процентов их стоимости. Мы понятия не имели о дефолте, абсолютно никакого понятия”.