Книга Угроза вторжения - Олег Маркеев

По ожившим глазам «старшины», смотревшим теперь с нескрываемым интересом, понял, что сейчас его собственное лицо мертвеет, как у того скрипача перед воротами Лефортова.

Он знал, что по его заострившемуся лицу, уже ставшему безжизненной маской, крупными градинами текут слезы, смешиваясь с липким потом. Живот свело от спазма, Гаврилов машинально сдвинул колени, не удержался, да и не хотел сдерживаться, и тонко, по-бабьи завыл.

Глава сорок шестая. Как охотятся старые львы

Неприкасаемые

С простыми людьми работать проще. С агентурой из дворников лучше всего встречаться в пивной. Интеллигента-технаря сам бог велел окучивать поближе к библиотеке. Собачника — на собачьей площадке. Если напряг с конспиративной квартирой, снятой в многоэтажке, можно посидеть в парке на лавочке, простой человек не обидится. А где тихо и неспешно побеседовать с людьми непростыми, обремененными связями в элитных кругах и привыкшими к тонкому обхождению? Не в кабак же его тащить, тем более что у него и там, наверняка, все знакомые — от бармена до последней шлюхи. «Коронные» агенты, поставляющие уникальную информацию из высших сфер, требуют, как диковинные оранжерейные цветы, особой атмосферы и микроклимата.

На контакте у Подседерцева были два таких агента. Кое-кто в службе имел и больше. Сам собой возник вопрос: где с ними работать. От идеи закрытого клуба отказались сразу, денег не напасешься. Как всегда, выручил случай.

На таможне погорел мало кому известный галерейщик. Ему бы, глупому, сначала стать купцом первой гильдии, как Третьяков, а потом уже открывать галерею. А он все сделал с точностью до наоборот. Пришлось крутиться, связываться с «черным налом», лебезить перед крупными клиентами, трястись от страха перед перекачанными «братками», из всей живописи больше всего ценившими портреты американских президентов на соответствующих купюрах, играть на самовлюбленности художников и при этом безбожно их обсчитывать. Немудрено, что в его багаже бдительная таможня обнаружила пять тысяч незадекларированных долларов и колье старинной работы — жить-то как-то надо.

Эту историю Подседерцев услышал на выставке, куда его затащила жена, питающая слабость к творческой среде.

Украшением выставки было печальное лицо галерейщика Никодимова. Он с достоинством принимал сочувственные рукопожатия, хмурил лоб и тяжело вздыхал. Всклокоченная бородка и мировая скорбь в глубоко посаженных глазах делали его похожим на Солженицына во время нудных телепроповедей.

Подседерцев обратил внимание, что Никодимов все ближе и ближе смещается к столику, за которым блудливого вида девица из неистребимого племени «подруг художника» разливала сухое вино в пластиковые стаканчики. Что последует после того, как согбенная фигура Никодимова нарисуется на расстоянии вытянутой руки от столика, Подседерцев примерно представлял и решил не тратить времени зря.

Пока гости сосредоточенно разглядывали голых девиц, шлепающих босыми пятками по паркету в неком подобии вальса, и пытались найти сокровенные знаки в разноцветных разводах краски, заляпавших тела натурщиц (это действо назвали «боди-арт», хотя, если честно, кроме доступного нескромным взглядам женского «боди» присутствующих больше ничего не интересовало), Подседерцев взял под локоток Никодимова и увел в дальний угол зала. Там, под некой абстракцией из мутно-зеленых и оранжевых пятен, и состоялась их приватная беседа. Через два дня мечта идиота обрела реальные контуры.

Прежде всего одним звонком в Таможенный комитет дело Никодимова из злостной контрабанды было переквалифицировано в нарушение таможенных правил. Штраф заплатил кое-чем обязанный Подседерцеву предприниматель. Он же снял двухкомнатную квартиру в «сталинском» доме. После косметического ремонта на стенах развесили картины, оптом скупаемые Никодимовым у пока никому не известных художников. Теперь квартира на последнем этаже высотки получила звучное наименование «Салон Петра Никодимова», она же в секретных документах Службы фигурировала под кодовым обозначением «Прадо», в честь известного музея в Испании.

В квартире постоянно находилась дочка одного из сотрудников Подседерцева, получающая зарплату у Никодимова. В ее обязанности входило регулярно появляться на работе к десяти утра и закрывать двери в семь вечера. Категорически запрещалось трепаться по телефону больше получаса и приводить в салон знакомых обоего пола. Никодимова же предупредили, что при малейшей попытке подкатить к сотруднице и использовать служебное положение и свободное помещение в интимных целях его ждет кастрация без наркоза.

Но ему было не до этого. Никодимов воспрянул духом и затрепетал крылышками. Гаврилов, не откладывая в долгий ящик, прихватив с собой вооруженных автоматами охранников, встретился с прежней «крышей» Никодимова и вежливо объяснил, что в их услугах неизвестный меценат, прикормивший галерейщика, больше не нуждается. Осмелев и даже временно бросив пить, Никодимов развил такую бурную деятельность, что упитанные клиенты косяком пошли в салон, безропотно меняя классическую зелено-черную графику производства Казначейства США на модерновую живопись русских самородков. Даже предприниматель, добровольно-принудительно повесивший на шею ярмо мецената, повеселел. Усвоивший азы российской предпринимательской культуры, Никодимов регулярно приносил ему пухлый конверт с долларовым процентом от выручки.

О том, что салон нашпигован спецтехникой, никто не знал. Солидные дяди, выходящие из лифта, так примелькались, что вычислить, кто из них пришел по приглашению Никодимова, а кто — по вызову Подседерцева, было невозможно. Чтобы не запутаться, «своих» Служба приводила по нечетным дням. Если требовалось срочно встретиться с агентурой, не страдающие комплексами опера, играющие в сотрудников предпринимателя, посылали Никодимова «погулять на свежем воздухе», безбожно ломая ему график встреч с клиентурой.

Сегодня Подседерцев поступил именно так. Никодимов, узнав, что салон на вечер нужен «предпринимателю» для приватной беседы с партнером, только посопел в трубку. Дочка сотрудника, осоловевшая от безделья, радостно пискнула, узнав, что ее отпускают раньше положенного. Исчезла через минуту, оставив за собой шлейф французских духов, видно, и ей кое-что перепадало от богатеньких дяденек Никодимова.

Оставшись один, Подседерцев отключил всю прослушивающую и фотографирующую аппаратуру, проверил запасной выход, за дверью стоял опер, его он отослал в машину. Ни электронных, ни живых глаз и ушей в этот вечер быть не должно.

Было что-то странное в предстоящей встрече. Днем к нему в кабинет вошел сотрудник Управления делами, вежливый пожилой человек, доставшийся новым хозяевам Кремля в наследство от аппарата ЦК. Он никогда ничем не выделялся, в крупных подковерных сражениях, насколько знал Подседерцев, не участвовал, тихо и добросовестно «тянул свой участок работы», как выражались его прежние работодатели. На пенсию он давно уже наработал, может, поэтому им и решили сыграть. Он передал просьбу о срочной встрече от некого бывшего сотрудника ЦК, желающего проинформировать Службу о деле государственной важности. От себя лично, от имени просителя и серьезных людей, готовых подтвердить это письменно или устно, тихий сотрудник гарантировал полную серьезность просьбы и надежность неизвестного заявителя.