Книга La storia - Эльза Моранте

Их провели в боковое крыло больничного здания, где находилась также и поликлиника. Благодаря рекомендации докторши, профессор назначил им консультацию до начала общего приема. Он принял их в небольшом кабинете в глубине коридора. На дверях висела табличка «Проф. Г. А. Маркьонни». Это был мужчина средних лет, высокий и плотный, с седыми висячими усами и очками на полном лице, которые он постоянно снимал и протирал. Без очков его лицо из важного и по-профессорски значительного превращалось в надменное и тупое. Он говорил ровным голосом, вялым и невыразительным, однако слова подбирал точные и осторожные. Он был обходительным, в отличие от докторши. В общем, это был обыкновенный воспитанный господин, но Ида при виде его сразу испугалась.

Профессор, поглядывая на какие-то записи на листе бумаги, сообщил, что частично был в курсе анамнеза (конечно, докторша его проинформировала), однако прежде чем приступить к осмотру, он хотел услышать от матери кое-какие детали.

Тем временем Джузеппе может погулять по садику… Ведь тебя зовут Джузеппе?

«Нет. Узеппе».

«Молодец. Вот что, Джузеппе: пойди погуляй в саду. Там живет один интересный зверек». Он подтолкнул Узеппе к двери.

Это был скорее не сад, а газон с несколькими чахлыми растениями, окруженный больничными стенами. В одном углу в небольшой клетке действительно сидел довольно грациозный зверек, который сразу же завладел вниманием Узеппе, так что тот даже задержал дыхание. Зверек походил на белку, но был меньше размером и без хвоста. Шкурка у него была коричневой, в желтых и оранжевых пятнах, лапки — короткими, маленькие ушки — розовыми изнутри. Зверек этот, не обращая ни на что внимания, стремительно несся по колесу, подвешенному в клетке. Клетка была размером с коробку из-под обуви, а колесо — около пятнадцати сантиметров в диаметре, но зверек, мчась вот так без остановки на своих коротких лапках, пробежал расстояние, равное, наверное, длине экватора! Он был так поглощен этим своим не терпящим отлагательств бегом, что не реагировал на Узеппе, который тихонько позвал его. Неподвижные глазки оливкового цвета блестели, как у сумасшедшего.

Вначале Узеппе просто стоял перед клеткой, думая о чем-то. Но некоторое время спустя профессор, подойдя к двери чтобы позвать его, увидел, что малыш запустил руку в клетку и пытается достать зверька. Узеппе хотел унести его, спрятав под тенниску, а потом выпустить в одном замечательном месте, которое они с Красавицей знали. Оттуда зверек на своих быстрых лапках мог бы убежать, куда хочешь — хоть в Кастелли Романи,[29]хоть в Америку…

Профессор подошел как раз вовремя, чтобы предотвратить кражу. «Ну нет… как же так», — строго сказал он в своей замедленной манере. Но поскольку малыш не прекращал попытки и смотрел на него с вызовом, профессору пришлось силой вытащить руку Узеппе из клетки, которая тут же захлопнулась с сухим щелчком. Затем, продолжая держать малыша за запястье, он повел его, несмотря на сопротивление, к двери кабинета, где сидела Ида.

В эту минуту зверек, казавшийся немым, издал еле слышный хрюкающий звук. Узеппе обернулся, выдернув руку, и остановился на ступенях лестницы, чтобы взглянуть назад. Однако профессору достаточно было лишь небольшого усилия, чтобы тут же, подтолкнув малыша, направить его внутрь кабинета и закрыть дверь.

Лицо Узеппе начало дрожать, даже глаза. «Не хосю! не хосю!» — вдруг громко выкрикнул он, как человек, оказавшийся в неприемлемых для него обстоятельствах. В приступе гнева, с пылающим лицом он вдруг ударил профессора кулаком в живот. У Иды был сокрушенный вид. «Ничего, ничего. Издержки профессии, — сказал врач, невесело посмеиваясь, — сейчас примем меры…» — и по телефону спокойно вызвал медсестру, которая тут же появилась и поднесла к губам Узеппе ложку: «Выпей: вкусно, сладко». Она проделала это с вкрадчивыми, приятными манерами, которые считала неотразимыми. Однако Узеппе тут же, неистово размахивая руками и отталкивая все, что было перед ним, выплеснул содержимое ложки медсестре на грудь, запачкав ее белый халат.

Брякнувшись на пол, Узеппе стал кататься по нему, молотя воздух ногами, не подпуская ни профессора, ни медсестру, ни мать: он взбунтовался против целого света. Потом, успокаиваясь понемногу, он стал украдкой посматривать на дверь, ведущую в садик, как будто видел там что-то непонятное, и одновременно пытался разорвать на груди свою новую тенниску, подобно тому, как больные в беспамятстве срывают бинты с ран. Ида вспомнила, что то же самое он делал однажды ночью, летом, два года тому назад, в комнатке на улице Мастро Джорджо, когда его недуг только начинал давать о себе знать. Вдруг перед глазами матери предстала полная картина болезни ее сына в виде кровавой кавалькады, скачущей через годы и месяцы жизни Узеппе.

Она испугалась, что с малышом сейчас случится очередной тяжелый припадок. Вопреки всякой логике, ей очень не хотелось, чтобы врач стал его свидетелем. Сердце ее перевернулось: она вдруг поняла, что медицина не только не могла помочь Узеппе, но усугубляла его болезнь.

Ида вздохнула с облегчением, увидев, что малыш успокаивается. Он теперь казался даже робким, виноватым, как обвиняемый перед судьями, и покорно перенес весь последующий осмотр, однако упрямо молчал, не отвечая на вопросы профессора. Возможно, впрочем, что все его мысли были направлены к бесхвостому зверьку (правда, в дальнейшем он никогда никому ничего не говорил о нем).

Наконец, выйдя из кабинета, Ида с Узеппе оказались среди ожидающих своей очереди больных, стоящих в коридоре. Тут был светловолосый подросток с очень длинными руками и отвисшими губами, который беспрерывно что-то шептал. Старичок с красноватыми щеками, довольно чисто одетый, но с судорожно искаженным лицом, не переставал лихорадочно почесывать плечи, как будто на него напали какие-то отвратительные ненасытные насекомые. Из соседней комнаты вышел санитар, и через полуоткрытую дверь стало видно помещение с решетками на окнах, заставленное кроватями без одеял; на кроватях в странных позах лежали одетые люди. По проходу между кроватями быстро расхаживал взад и вперед мужчина с длинной бородой, без пиджака, смеясь, как пьяный, а потом вдруг начал раскачиваться. Через несколько минут Иду с Узеппе пригласили пройти за стеклянную дверь, выходящую на лестницу.

Лаборатория электроэнцефалография находилась в подземном этаже больницы. Кабинеты были оснащены сложной аппаратурой и освещались искусственным светом. Узеппе, войдя, не выказал ни любопытства, ни удивления. С равнодушной беззаботностью он позволил прикрепить электроды к головке. Глядя на него, можно было подумать, что когда-то раньше он уже проходил по этим подземным коридорам и знал, что никакие обследования ему не помогут.

Все же, по возвращении домой, Узеппе важно и таинственно сообщил привратнице: «Мне делали фотограмму». Та, впрочем, теперь была совсем глухой и ничего не поняла из его слов.

Через несколько дней Ида сходила к профессору за результатами осмотра.

Анализы и исследования не выявили ничего серьезного. Несмотря на худобу и маленький рост, у малыша не нашли ни болезней, ни последствий инфекционных заболеваний: никаких органических изменений. Что касается энцефалограммы, то она показалась Иде чем-то вроде неподдающегося дешифровке гадания: множество извилистых линий на длинных полосках бумаги. Профессор объяснил ей, что извилистость эта отражала деятельность живых клеток, если клетка умирала, линия становилась прямой.