Книга Лужайки, где пляшут скворечники - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем это? — шепотом спросил меня Ивка, глядя на громадное рельсовое кольцо. Наверно, он стеснялся, что ничего не понимает.
— Тут была какая-то лаборатория, Ивка. И, наверно, полигон для опытов. Изучали всякие хитрости устройства вселенной. Пространство — оно ведь не одно, их много. И у каждого свои хитрости. Наверно, пускали по этим рельсам паровозик и он эти всякие измерения обегал одно за другим…
— Какой паровозик? — удивленно сказала Настя.
— Экс-пе-ри-мен-тальный, — сообщил я. Мы с Ивкой переглянулись: конечно, оба вспомнили о паровозике Сони.
— Сейчас паровозиком буду я! — вдруг известил нас Вячик. Решительно так.
Не успели мы ахнуть, как он по решетчатой опоре взобрался к нижней части петли. И оказался на шпалах.
— Смотрите! Сейчас я обойду все пространства!
— Слезь немедленно! — взвизгнула Настя.
Но Вячик побежал по шпалам, взмахивая руками. И вот уже шпалы — как поперечины пожарной лестницы… Вячик начал забираться по ним, потом остановился передохнуть. На высоте, метрах в семи от нас.
Арбуз и я разом закричали, чтобы кончал это дело и спускался.
— Не-а, — сказал Вячик. И начал подниматься дальше. А метра через два опять остановился, уселся на шпалу, чтобы отдохнуть. И показал нам язык.
Я не удержался:
— Это он перед тобой выпендривается, Пшеницына.
— Дурак!
— Конечно. Сломает шею…
— Ты дурак, — уточнила она. А Вальдштейну приказала самым стальным тоном: — Вячеслав, немедленно вниз!
— Не-а! — И он полез вновь. Наклон рельсового полотна был там уже почти вертикальным. Я снова открыл рот, чтобы заорать, и… ступни Вячика сорвались — вперед. Он провалился между шпал, но успел хватиться. И повис. Заболтал тощими, как у Буратино, ногами.
Мы обмерли.
Но Вячик поболтался секунды три, извернулся, уцепился ногами, пролез на другую сторону петли. И стал быстро-быстро спускаться. А с решетчатой опоры прыгнул в траву.
— Вальдштейн, ступай сюда, — тоном Клавдии Борисовны велела Настя.
Вячик дурашливо стрельнул глазами и подошел с видом виноватого первоклассника. Настя и поступила с ним, как с малышом: развернула и дала шлепка по камуфляжному заду. А этот балбес мигал и улыбался, будто его приласкали.
— Чего цветешь-то? — грустно сказал я. — Лез бы дальше, ломал бы позвоночник…
— Там почему-то холодно сделалось, как в космической пустоте. — Вячик начал зябко тереть голые локти.
— Ты там бывал раньше-то, в космической пустоте, чтобы сравнивать? — проворчал Арбуз.
— Два раза. На годовой контрольной по немецкому и когда сломал любимую универсальную отвертку папочки… — Да, у Вячика явно прорастало чувство юмора.
Мы постояли еще под громадным рельсовым кольцом, по-разглядывали. Над этим сооружением, над темными макушками сосен стояло очень синее небо. И выпуклые желтые облака передвигались по нему, как плавучие острова. Солнца они не закрывали.
— Давайте обратно, — решил Арбуз. — Ту дорогу мы без нашего Амура все равно не найдем, он знает какую-то хитрость…
И мы пошли через рощу. Никаких ориентиров не было, просто мы чувствовали, в какой стороне Стекловск.
— Смотрите, — вдруг громко шепнул Ивка.
На толстом и сильно изогнутом стволе пониже густых веток висели круглые часы. Очень похожие на карманные (даже серебристая цепь тянулась в чащу кроны), только размером с таз.
— Ух ты! — Вячик присел от радостного изумления.
— Неужели идут? — снова шепотом спросил Ивка.
— Конечно. Секундная стрелка движется, — сказал Арбуз.
— Без пяти пять, — я глянул на свои часики. — Правильно.
— Кто же их заводит? — тихонько, даже с испугом спросила Настя. И поглядела на меня. Я глупо сказал:
— Наверно, на солнечных батареях. — Ясно было, что это не так. Это были просто часы какого-то великана из иного мира. Скорее всего они провалились сюда сквозь его дырявый карман.
— А вот посмотрим сейчас, что за батареи, — заявил Вячик. И поплевал на ладони.
— Не смей, — быстро сказал я. Потому что он мог разрушить… ну, не знаю что. Но мог. Мне показалось — какую-то пирамиду, составленную из тончайших, невидимых стеклянных трубок…
Настя ухватила Вячика за рубашку.
— Сейчас получишь еще!
— Тетенька Настенька, я больше не буду!
— Дурень какой, сладу нет…
Оглядываясь на часы, мы пошли дальше, пересекли ложбину, поросшую высоким влажным папоротником и наконец оказались на краю рощи. Левее того места, где мы вошли в нее.
Город опять казался видимым сквозь волнистое стекло. Почти незнакомый, нездешний.
Я совсем уже было поверил этому сказочному превращению. Но встряхнулся. Не может быть сказки в той стороне, где Озм…
Мы тропинками и переулками спустились к речке. Пошли вдоль воды к Застеклянской улице. От воды попахивало чем-то вроде квашеной капусты. Короче говоря, отходами производства. Но все же Стеклянка была прозрачная, в ней водилась даже кое-какая рыбешка. И на глубоких местах купались.
Под ноги стала попадаться кирпичная крошка и битое стекло. До сих пор мы шли босиком, теперь пришлось обуваться. Прежде чем надеть кроссовки, мы сели на мостки для полосканья белья, побултыхали ногами. Помахали ими в воздухе, чтобы обсушить. Когда вышли на берег, оказалось, что Ивка все еще сидит на мостках. На дальнем их краю. Согнулся. На спине его сияли солнышки и луны. Однако согнута спина была как-то невесело.
Я подошел. Настя за мной.
Ивка тихо болтал в воде ногами.
Настя сказала осторожно:
— Ивушка зеленая… ты чего над водой склоненная?
Он оглянулся, грустный такой. Мне показалось даже, что ресницы мокрые.
— Ивка, ты чего?
Другой бы набычился: «Ничего. Так просто…» А он сказал печально и честно:
— Вот… Мама и Соня сейчас как раз от города отъехали.
Я присел рядом.
— Ивка, они же ненадолго. Всего на две недели…
— Да… — Он рывком встал. Натянул кроссовки прямо на мокрые ступни. — Пошли…
У нашего дома, когда уже Вячик убежал в свой подъезд, Ивка вдруг взглянул на меня озабоченно:
— Алик… Я когда увидел те часы на сосне, сразу подумал про Геннадия Марковича. Надо навестить его и Арунаса. А?
— Завтра утром, — решил я.
Но все получилось иначе.
Лифт опять не работал. Мы с Ивкой пустились вверх без остановки. И на девятом этаже гордо взглянули друг на друга — как альпинисты, взявшие штурмом вершину.
