Книга Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант

с Францией. Антипапа Феликс V, понимая, что Николай скоро завоюет в свою верность все латинское христианство, отказался от своих притязаний и был милостиво прощен; мятежный, но распадающийся Базельский собор переехал в Лозанну и был распущен (1449); концилиарное движение было прекращено, папский раскол исцелен. Требования реформы Церкви все еще поступали из-за Альп; Николай считал себя неспособным провести эту реформу перед лицом всех должностных лиц, которые от нее проиграют; вместо этого он надеялся, что Церковь, как лидер в возрождении образования, вернет себе престиж, который она потеряла в Авиньоне и во время раскола. Не то чтобы его поддержка учености была продиктована политическими целями; это была искренняя, почти любовная страсть. Он совершал трудные путешествия через Альпы в поисках манускриптов; именно он обнаружил в Базеле труды Тертуллиана.

Теперь, обремененный доходами папства, он посылал агентов в Афины, Константинополь и различные города Германии и Англии, чтобы те искали и покупали или копировали греческие или латинские рукописи, языческие или христианские; он разместил в Ватикане большой штат переписчиков и редакторов; он призвал в Рим почти всех выдающихся гуманистов в Италии. «Все ученые мира, — писал Веспасиано в преувеличенном восторге, — приехали в Рим во времена папы Николая, частично по своей воле, частично по его просьбе».11 Он вознаграждал их труд с либеральностью халифа, взволнованного музыкой или поэзией. Покоренный Лоренцо Валла получил 500 дукатов (12 500 долларов?) за перевод Фукидида на латынь; Гуарино да Верона получил 1500 дукатов за перевод Страбона; Никколо Перотти — 500 за Полибия; Поджио был приставлен к переводу Диодора Сикула; Теодоруса Газа переманили из Феррары, чтобы сделать новый перевод Аристотеля; Филельфо предложили дом в Риме, поместье в деревне и 10 000 дукатов за перевод на латынь «Илиады» и «Одиссеи»; смерть папы, однако, помешала осуществлению этого гомеровского предприятия. Вознаграждение было столь велико, что некоторые ученые — Mirabile dictu — не решались принять его; Папа преодолел их угрызения совести, игриво предупредив: «Не отказывайтесь, другого Николая вы можете не найти».12 Когда эпидемия погнала его из Рима в Фабриано, он взял с собой переводчиков и переписчиков, чтобы никто из них не заболел чумой.13 Между тем он не пренебрегал тем, что можно назвать христианской классикой. Он предложил пять тысяч дукатов тому, кто принесет ему Евангелие от святого Матфея на языке оригинала. Он поручил Джаноццо Манетти и Георгию Трапезундскому перевести Кирилла, Василия, Григория Назианзена, Григория Нисского и другую патрологическую литературу; он поручил Манетти и помощникам сделать новую версию Библии с оригинального еврейского и греческого языков; это тоже не удалось после его смерти. Эти латинские переводы были поспешными и несовершенными, но они впервые открыли Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Полибия, Диодора, Аппиана, Филона и Теофраста для студентов, которые не могли читать по-гречески. Ссылаясь на эти переводы, Филельфо писал: «Греция не погибла, но переселилась в Италию, которая в прежние времена называлась Великой Грецией».14 Манетти, скорее с благодарностью, чем с точностью, подсчитал, что за восемь лет понтификата Николая было переведено больше греческих авторов, чем за все предыдущие пять веков.15

Николай любил не только внешний вид и форму, но и содержание книг; сам каллиграф, он тщательно переписывал свои переводы на пергаменте опытными писцами; листы были переплетены в малиновый бархат, закрепленный серебряными застежками. По мере того как количество его книг росло — в конечном счете до 824 латинских и 352 греческих рукописей — и они добавлялись к предыдущим папским коллекциям, возникла проблема размещения пяти тысяч томов — самого большого собрания книг в христианстве — таким образом, чтобы обеспечить их полную передачу потомкам. Строительство Ватиканской библиотеки было одной из самых заветных мечтаний Николая.

Он был не только ученым, но и строителем, и с самого начала своего понтификата он решил сделать Рим достойным того, чтобы возглавить весь мир. В 1450 году наступил юбилейный год; ожидалось сто тысяч гостей; они не должны были найти в Риме ветхие руины; престиж церкви и папства требовал, чтобы цитадель христианства предстала перед паломниками с «благородными зданиями, сочетающими вкус и красоту с благородными пропорциями», которые «в огромной степени способствовали бы возвышению кафедры святого Петра»; так Николай на смертном одре апологетически объяснил свою цель. Он восстановил стены и ворота города, отремонтировал акведук Acqua Vergine и поручил художнику соорудить декоративный фонтан в его устье. Он поручил Леону Баттисте Альберти спроектировать дворцы, общественные площади и просторные проспекты, защищенные от солнца и дождя портиками с аркадами. По его приказу были вымощены многие улицы, обновлены мосты, отремонтирован замок Сант-Анджело. Он ссужал деньгами именитых горожан, чтобы помочь им построить дворцы, которые бы стали украшением Рима. По его приказу Бернардо Росселлино отреставрировал Санта-Мария-Маджоре, Сан-Джованни-Латерано, Сан-Паоло и Сан-Лоренцо фуори ле мура за стенами и сорок церквей, которые Григорий I определил как станции креста.16 Он разработал величественные планы нового Ватиканского дворца, который вместе с садами должен был занимать весь Ватиканский холм и вмещать папу и его сотрудников, кардиналов и административные учреждения курии; он дожил до завершения строительства своих собственных покоев (позже занятых Александром VI и названных Appartamento Borgia), библиотеки (сейчас Pinacoteca Vaticana) и комнат или станций, которые позже украсил Рафаэль. Он привез Бенедетто Бонфигли из Перуджи и Андреа дель Кастаньо из Флоренции, чтобы они написали фрески — ныне утраченные — на стенах Ватикана; он убедил стареющего Фра Анджелико вернуться в Рим и написать в собственной капелле Папы истории святого Стефана и святого Лаврентия. Он планировал снести старую и разрушающуюся базилику Святого Петра и воздвигнуть над гробницей апостола самую величественную церковь в мире; за осуществление этой дерзкой цели взялся Юлий II.

Все это, как он надеялся, можно будет финансировать за счет доходов от юбилея. Николай объявил это праздником восстановленного мира и единства Церкви, и эти настроения пришлись по душе народам Европы. Миграция паломников из всех уголков латинского христианства была беспрецедентно велика; очевидцы сравнивали ее с передвижением мириад муравьев. Скопление людей в Риме было настолько сильным, что Папа ограничил максимальный срок пребывания посетителей пятью, потом тремя, потом двумя днями. Однажды двести человек погибли в давке, в результате которой многие были сброшены в Тибр; после этого Николай снес дома, чтобы расширить подходы к собору Святого Петра. Поскольку паломники приносили богатые подношения, финансовая отдача от юбилея превзошла все ожидания Папы и покрыла расходы на новые здания, а также на ученых и рукописи.17 Другие города Италии страдали от нехватки денег,