Книга Времена не выбирают - Елена Валериевна Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А пленных шведских солдат наконец-то досыта накормили кашей с мясом и даже пива по случаю праздника выдали. Хоть какое-то им утешение.
Интермедия
— …А ты, Алёшка у меня теперь самый завидный жених во всей Европе, — смеялся государь, хлопая старшенького по плечу. — Самое время невесту тебе приискивать… У Каролуса меж тем сестрица меньшая есть, Ульрика-Элеонора. Что скажешь?
— Да она же страшная, как смертный грех, — честно сказал оторопевший Алексей. — Политика есть политика, батюшка, однако иной раз жертвы на её алтарь бывают чрезмерно велики.
— Ежели ценою встанет мир для Отечества, и не такую жертву принести можно. Да и не так уж она и страшна. Говорят, будто живописец им попался негодный… Ну, так подумай, сын, сговаривать мне свейскую принцессу за тебя, либо нет?
— Времени на раздумья много ли, батюшка?
— С год ещё времени есть, Алёшка… Была б у тебя сестрица, я б её за малого голштинца просватал, да вот беда — матушка всё сыновей мне рожает. Придётся, видимо, через тебя со свеями родниться…
3
Катя приковыляла на этот пир в том самом преображенском мундире, который был изрядно изорван в боях. Впрочем, здесь все выглядели ненамного лучше. Даже Пётр щеголял простреленной шляпой и рваным сбоку кафтаном — от ран Бог миловал, но одёжку в атаке шведы ему попортили. Присутствовала здесь и Дарья — в простом широком платье, которое уже не могло скрыть её живот. Госпожу медика едва уговорили хотя бы пару часов побыть на этом пиру, оторвавшись от помощи раненым. Она и согласилась только ради дня рождения любимого супруга. А тот не скрывал радости по поводу своей победы.
— Передавали мне, будто брат мой Каролус перед баталией приглашал военачальников и солдат свейских отобедать от щедрот моих интендантов, — сказал Пётр Алексеич в начале пира, когда все бокалы были наполнены в первый раз. — Что ж, исполняю то обещание. А первый бокал сей предлагаю выпить не за викторию, а за тех, кто её добыл со славою. Виват воинам Отечества!
Шведам было тошно пить за тех, кто втоптал в грязь их знамёна и репутацию непобедимой армии, но куда деваться? Пришлось.
— Однако ж не было бы сей виктории без науки, — добавил государь, когда сразу вслед за первым тостом бокалы были наполнены во второй раз. — Хочу выпить за учителей наших, что явно показали, каково воевать надлежит. Также пью и за тех учителей, что показали, каково нам повторять зазорно.
— О как завернул, — брат на секунду склонился к Кате. — Шведы всё на свой счёт примут.
— Там не было ни слова про шведов, — усмехнулась сестра. — Как и про… других.
— А это неважно… О, что я тебе говорил? Глянь на Карлсона, сразу дуться перестал.
— Политика, — вздохнула Катя. Ей не хотелось ни есть, ни пить, только в сон клонило. — Это совсем другое поле боя, куда сейчас и переместится война. Так что Карлсон был прав, Женя. Она — не закончилась. Просто изменила форму. И здесь нам ещё предстоит хорошенько подраться…
Интермедия
— …Я видел тебя в бою, Саша. Я видел героя, который действительно готов был жизнь свою положить за Отечество… Знаешь, что самое обидное? Что ты этого героя сам же и …продал.
— В каком разумении — продал?
— В прямом. За деньги. Катя тебе не сказала… В нашей истории тебя запомнили не как героя, а как вора. Самое смешное, что тебе с украденных и вывезенных в Голландию денег ни копейки не обломилось — в ссылке-то не особенно до них дотянешься. И из могилы тоже.
— Вот, значит, как… Невесёлая судьба.
— Она в твоих руках, Саша. Решай сам, кто ты — герой или вор…
4
Пир, завершавший войну, продолжался ещё часа полтора — больше не выдержали сами гости, которые не спали толком уже трое суток. Шведов отправили под караул, свои разбрелись по палаткам. А неформальный «малый тайный совет» Петра Алексеевича, претерпевший изменения в составе, остался за столом. Здесь были не все, кто остался в живых — кто-то в госпитале, кто-то ещё не вернулся из преследования остатков шведской армии. Зато были Алексашка Меншиков и капитан …впрочем, уже полковник Меркулов.
— За тех, кто не дожил, — тот сразу предложил им ожидаемый тост, зная, что пришельцы из будущего оценят как надо.
За это выпили все, даже Дарья пригубила вина.
— Погибших не вернуть, — сказал Евгений, осушив бокал до дна. — Это самое паршивое, что есть в нашей работе — терять своих… У нас там за восемь лет, считай, два полных состава сменилось. Кто-то по ранению ушёл, кто-то не осилил… Но большинство — погибли. И каждого было жаль. Но мы шли дальше, так как знали, за что воюем.
— А здесь? — Пётр не упустил случая задать каверзный вопрос. — Точно знаешь, за что сражаешься?
— Да за то же самое, — ответил Евгений. — Отечество у нас одно, на все времена.
— Коли так, то и грядущее Отечества у нас одно на всех, — философски заметил Данилыч. — Ведомое нам или нет — по правде, сие не важно. Лишь бы оно было.
— Вот о грядущем и поговорим, — сказал государь. — О дальнем — когда в Москву вернётся. Ныне о ближнем разговор пойдёт… Словом, пленных у нас ныне столько, что из них армию создать можно. Кого-то заберу Петербург строить, свеи недурные мастера. Но не всех же, мне там готовые вражеские полки ни к чему. Мыслю я часть из них на поселение в Тобольск отправить. Сибирь большая, а там не города — крепостцы деревянные. Денег дам мало, однако тому, кто станет край сей поднимать, предоставлю право распорядиться доходами по своему усмотрению. От сего человека потребуется лишь толковое управление да полная верность… Тебе, братец, я верю более, нежели себе самому. Готовься в Тобольск ехать, городок сей сибирской столицей делать.
— А ты готовься к тому, что доносы на меня не телегами — обозами слать будут, — Евгений вернул ему прозвучавшую в последней фразе государя иронию. — Я там многим на мозоль наступлю. Впрочем, если писать станут на гербовой после уплаты сбора — не возражаю, пусть пишут. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
— В Сибирь с повышением, — усмехнулась Катя.
— Сибирь — золотое дно, а толку с неё чуть не до середины девятнадцатого века не было, — ответил брат. — Если с правильного конца за дело взяться, то уже лет через двадцать в плюс
