Книга Прелюдия к убийству. Смерть в баре - Найо Марш

– Я выслушала вас с чувством глубочайшего удовлетворения, – произнесла Децима с плохо скрытой иронией в голосе, – и, перефразируя Вольтера, скажу так: все к лучшему в нашей лучшей в мире полиции.

– Я всего лишь хотел привлечь ваше внимание к тому, насколько важны в нашем деле дотошность и скрупулезность. К примеру, вы забыли упомянуть, что после того, как вы дали мистеру Уочмену бренди, он едва слышно произнес одно-единственное слово: «Отравлен». Скажите, это имело место – или, быть может, некоторые свидетели ошибаются?

– Да, он так и сказал.

– А у вас не сложилось впечатления, что это слово имело отношение к бренди?

– Нет, не сложилось. Хотя и не знаю, что говорит об этом ваше знаменитое шестое чувство. Может, о том, что я лгу? На мой взгляд, он пытался проглотить бренди, а когда понял, что не в состоянии этого сделать, охарактеризовал свое состояние. Он произнес это слово сквозь стиснутые зубы, и видели бы вы, какой ужас и отчаяние проступили в этот миг у него на лице. А потом у него дернулась рука. Мисс Дарра как раз в этот момент собиралась бинтовать ему палец. И тут же в комнате погас свет.

– И сколько времени, по-вашему, его не было?

– Трудно сказать. Никто точно не знает. И я в том числе. Лично мне показалось, что затемнение длилось вечность. Кто-то щелкнул выключателем. Я это помню. Должно быть, хотел проверить, не выключили ли свет случайно. Короче, это был настоящий кошмар. Кругом кромешная тьма, по оконным стеклам барабанит дождь, под ногами хрустит стекло – как позже выяснилось, осколки разлетелись чуть ли не по всей комнате. А потом мы услышали голос Люка, походивший скорее на кошачье мяуканье, чем на голос человека. И в следующее мгновение его ноги начали выколачивать дробь о спинку дивана. А еще, когда погас свет, все сразу закричали…

Децима говорила очень быстро, попеременно сжимая и разжимая пальцы.

– Смешно, – пробормотала она. – Я или вообще не могу говорить об этом, или, начав, не могу остановиться. Все говорю, говорю и говорю… Странно, не правда ли? Полагаю, бедняга Уочмен очень тогда страдал. Как если бы его пытали током. Или потрошили… Лично я испытываю перед физической болью неимоверный ужас. И от одного только страха перед ней отреклась бы от всего на свете…

– Правда? – воскликнул Аллейн. – И от своих политических воззрений тоже?

– Нет, – ответила Децима. – От этого бы не отреклась. Наверное, прежде покончила бы жизнь самоубийством – или что-нибудь в этом роде. Впрочем, очень может быть, что не боль заставила Уочмена стискивать зубы или выбивать каблуками дробь о спинку дивана. Возможно, это каким-то образом связано с рефлекторной или нервной деятельностью. В любом случае за минуту или две до смерти он находился под воздействием сильнейшего нервного стресса.

– Полагаю, – заметил Аллейн, – что от всего увиденного у вас тоже нервы были на пределе.

– Что вы можете знать о нервах?! – воскликнула Децима напитанным ядом голосом. – Для вас нервы – пустое место. Вы наверняка еще и не такое видели и ко всему привыкли. Так что смерть Уочмена, его умирание для вас всего лишь последовательность неких фактов. И вы хотите, чтобы я, наблюдавшая за всем этим собственными глазами, дала вам их детальное описание? Как он скрежетал зубами, к примеру, или как от смертной муки кусал себе губы?

– Ну нет, – сказал Аллейн. – Ничего подобного я от вас не требую. Если разобраться, я задал вам всего два важных для меня вопроса – о ваших взаимоотношениях с Уочменом и о бренди, которым вы поили его незадолго до смерти.

– Кажется, я ответила на оба. Если это именно то, что вы хотели знать. И еще одно: мне сейчас очень тяжело, и я более не в состоянии переносить процедуру допроса. Позвольте мне…

Ее голос неожиданно прервался, будто кто-то выключил его, и девушка расширившимися от удивления глазами посмотрела поверх головы Аллейна на что-то, находившееся у него за спиной.

Аллейн повернулся и увидел на вершине холма черный на фоне моря силуэт Кьюбитта.

– Норман! – вскричала Децима.

Кьюбитт внял ее призыву, быстро спустился с холма и, подойдя к девушке, ободряющим жестом коснулся ее руки.

– Что здесь происходит? – спросил он.

– Я не могу более этого терпеть, Норман.

Не глядя на Аллейна и Фокса, Кьюбитт сказал:

– Вы вовсе не обязаны давать показания заезжим экспертам, если это вызывает тягостное чувство или хотя бы в малейшей степени беспокоит вас. Я больше скажу: вы имеете полное право послать их к черту.

С этими словами он потянул Дециму за руку в сторону от детективов, наградив Аллейна не слишком любезным взглядом через плечо.

– По-моему, я выставила себя перед этими господами полной дурой, – прошептала Децима и посмотрела на Кьюбитта так, словно увидела его впервые в жизни.

– Какого дьявола вы ее мучаете?! – возмутился Норман.

– Исключительно из-за присущего нам профессионального жестокосердия, – спокойно ответил Аллейн.

– Все нормально, – пробормотала Децима. – Он не мучил меня. Просто задавал вопросы. То есть делал свою проклятую работу.

Нервно покусывая губы, девушка продолжала всматриваться в лицо Кьюбитта сверкавшими от слез глазами.

– Ах, Норман! – сказала она. – Вы не поверите, но я показала себя во всей красе, продемонстрировав крайнюю несдержанность, непоследовательность в суждениях и повышенную эмоциональность, свойственную слабой женщине! Я даже пару раз переходила на крик, чего никак от себя не ожидала.

– Неужели? – воскликнул Кьюбитт.

Сейчас, подумал Аллейн, он ее поцелует. Но сказал другое:

– Благодарю вас за интервью, мисс Мур. И прошу простить за доставленное беспокойство. Очень надеюсь, что нам больше не придется терзать вас расспросами.

– Послушайте, Аллейн, – Кьюбитт повернулся к детективу. – Если вам взбредет в голову провести новое интервью с мисс Мур, то я буду настаивать на своем присутствии. Заявляю вам это совершенно серьезно.

Прежде чем Аллейн успел отреагировать на это странное заявление, Децима возразила:

– Боюсь, дорогой друг, вы не можете на этом настаивать. Вы ведь не мой муж, не так ли?

– Что ж, это можно устроить, – сказал Кьюбитт. – Вы выйдете за меня замуж?

– Фокс, перестаньте глазеть на эту парочку, – произнес Аллейн. – По-моему, нам давно уже пора возвращаться в Оттеркомби.

III

– Итак, мистер Аллейн, – заговорил Фокс, когда они удалились от места событий на расстояние, при котором риск быть услышанными сводился к нулю. – Мы стали свидетелями весьма забавных вещей, какие при нашем роде деятельности не так уж часто приходится наблюдать. Ибо трудно представить более странный момент для предложения руки и сердца. Как вы думаете, он вынашивал этот план какое-то время или все получилось спонтанно?