Книга След грифона - Сергей Максимов

– Много спать, ногу лекарством кормить, мотать, мало болтать, – в своей манере перевел разговор с доктором Хакинен.

«Какого черта он разговаривает на русском?» – с раздражением подумал Суровцев. Но доктор не особенно удивился русской речи. Откланялся и ушел.

За весь этот день Суровцеву не дали даже шагу сделать собственными ногами. Можно было подумать, что он находится в гостях у восточного правителя, а не в загородной резиденции военного руководителя европейской страны. Гостит в восточном дворце, но никак не в старинном замке тевтонских рыцарей. На руках его отнесли в душ, затем, также на руках, в столовую, затем в спальню. Во второй половине дня ему привезли инвалидную коляску, но и на ней не дали проехать самому. В этой же коляске после ужина его перевезли и перенесли в огромную гостиную замка. Усадили напротив горящего камина, по обе стороны которого, точно стражи, стояли два рыцаря. Похожие рыцарские доспехи находились в подземелье Соткина в столь далеком от Хельсинки сибирском Томске.

Бывший кавалергард, бывший русский военный атташе в Китае и генерал русского Генерального штаба, георгиевский кавалер, а теперь Верховный главнокомандующий Финляндии барон Карл Густав Маннергейм появился в сопровождении генерала Пула и полковника Хакинена. Маннергейм был одет в гражданский костюм. Так до войны обычно он принимал некоторых иностранных дипломатов. За время, которое они с Суровцевым не виделись, барон внешне изменился только лицом. Прошедшие двадцать лет добавили морщин и седины, но не изменили гордой осанки лучшего наездника царской армии и личного преподавателя верховой езды царской семьи.

– Здравствуйте, голубчик, – строгим, совсем не старческим голосом приветствовал гостя семидесятитрехлетний правитель Финляндии.

Суровцев, несмотря на боль в ноге, резко встал.

– Ну-ну, без церемоний. Сидите, голубчик, – мягко приказал Маннергейм.

– Здравия желаю, ваше превосходительство, – приветствовал барона Суровцев.

– Осанка – прежде всего, – добавил он.

– Помните, – растроганно произнес Маннергейм.

Он подошел к Суровцеву и, неожиданно для последнего, по-отечески поцеловал его в лоб. Высокий рост Маннергейма позволил это сделать не без труда. Сам начавший военную карьеру в раннем возрасте, Маннергейм знал историю Суровцева, вступившего на эту стезю еще раньше. Был он знаком и с отцом Сергея Георгиевича – русским генералом Георгом фон Мирком. Наличие немецкой крови в жилах Суровцева также определяло особое отношение к нему со стороны бывшего генерала русской армии и немца по происхождению. Чуть прихрамывая, барон отошел в сторону. Эта хромота была следствием давнего падения с лошади. Всю дальнейшую жизнь после рокового падения барон прихрамывал, что, впрочем, не помешало ему сделать блестящую военную карьеру и пользоваться успехом у женщин.

С Пулковым по русскому обычаю они молча троекратно расцеловались. Хакинен с улыбкой наблюдал встречу старинных знакомых. Затем заботливо усадил Суровцева в коляску и прикрыл ему ноги пледом.

– Когда мне доложили о вас, то первой моей мыслью было: не приняли ли вы мое давнее предложение остаться навсегда в Финляндии? Мое предложение остается в силе и теперь.

Суровцев хотел было быстро ответить, но вдруг смутился. Он не знал, как ему теперь следует обращаться к Маннергейму: «господин регент» или же по-прежнему «ваше превосходительство», а может быть, «господин маршал»? И Маннергейм это понял. Он во всем был великим и проницательным человеком.

– В душе я всегда был и буду русским кавалергардом. Не смущайтесь. А беседовать на русском языке для меня теперь истинное наслаждение, – сказал барон, владевший семью европейскими языками. А по некоторым данным, он был человеком, знавшим десять иностранных языков. И при этом человеком, продолжавшим утверждать, что он не прочел за свою долгую жизнь ни одной книги, а всего прожил он на этом свете восемьдесят четыре года и скончался в 1951 году в Лозанне. Более шестидесяти лет своей жизни он был военным человеком, прошедшим пять войн.

– Ваше превосходительство, привели меня к вам другие причины, нежели желание остаться в Финляндии. Но позвольте начать нашу беседу с частного поручения, – сказал Суровцев, вынимая из внутреннего кармана немецкого мундира небольшой конверт.

Заметно волнуясь, маршал двумя руками бережно взял письмо. Он уловил запах знакомых французских духов. Не стесняясь присутствующих, он прижал конверт к губам.

– Я ненадолго оставлю вас, господа, – произнес Маннергейм и вышел из гостиной.

Оставшись втроем, Суровцев, Хакинен и Пул некоторое время молчали, глядя на пламя в камине. Наконец молчание нарушил Пул. В отличие от внешне беззаботного Хакинена он был крайне серьезен. Это был далеко не тот знакомый Суровцеву подпоручик царской армии, а затем капитан финской – Пулков.

– Сергей Георгиевич, – сдержанно и строго начал генерал Пул, – со слов вашего спутника я знаю все о произошедшем в окрестностях Кеми. Сейчас мы работаем над тем, чтобы придать случившемуся хоть какой-нибудь приемлемый вид. Не скрою, что это очень и очень непросто сделать.

– Ваше превосходительство, – принимая официальный тон, ответил Суровцев, – поручение, которое я выполняю, таково, что не терпит присутствия в нем третьей стороны. Дело касается только России и Финляндии. А произошедший факт, согласитесь, характеризует ваших германских союзников как людей самонадеянных и, я бы сказал, зарвавшихся.

– У меня хватает мозгов понимать это, Сергей Георгиевич. И это только прибавляет мне забот.

– И ответственности, – добавил Суровцев.

– Господа, к чему этот разговор? – вмешался Хакинен. – У вас, должно быть, много хороших поминаний. Передайтесь поминаниям. Как вы, русские, говорите, вам есть что не забыть!

– Есть, – все же улыбнулся Пул. – Хотел бы спросить вас.

– Алеша, иди ты к черту, – перебил его Суровцев. – Нам что, требуется пить на брудершафт, чтоб снова перейти на ты?

– Да и правда. Извини, – перешел на дружеское обращение Пулков. – Скажи, нынешний начальник советского Генерального штаба генерал армии Жуков – полный однофамилец нам обоим знакомого унтер-офицера Жукова?

– Нет. Бывший драгун Нижегородского драгунского полка Жуков и нынешний командующий Резервным фронтом, а также представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал армии Жуков – одно и то же лицо.

– Кто бы мог подумать! Тебе приходилось с ним встречаться в новом качестве?

– Мы виделись. Но и я, и он молча решили не афишировать наше давнее знакомство.

– Так он уже не начальник Генерального штаба?

– Не надо из меня пытаться делать своего агента. Нет. Вы просто не успели отследить перестановки в верхнем эшелоне русского высшего военного командования. Начальник Генерального штаба теперь маршал Шапошников. Жуков на фронте. Думаю, в самое ближайшее время его действия где-то проявятся.