Книга Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ваня! – жалобно вскрикнула мать.
– Извините. Я что-то никак не попаду в тему. Все мимо да мимо. Я, пожалуй, пойду. Зоя ждет. Дома поужинаю. Я зайду к тебе завтра на работу, мама. По нашему делу.
Удерживать его никто не стал. Странная вещь – женское счастье. В нем все, как в кривом зеркале. И люди другие. Неужели она не видит, какой он на самом деле, этот Коля? Не видит. А ведь муж ее не достоин. Должно быть, так думал следователь Мукаев, потому и к матери заходил редко. Но и не мешал ей.
Не о том сейчас надо думать. Завтра он оформит все положенные документы и пойдет на кладбище. Надо доделать начатое. Зачем-то ему это нужно.
Только к полудню он уладил все необходимые формальности. Зоя, услышав об эксгумации, заволновалась, всплеснула руками:
– Ой, Ванечка, да зачем это надо?
– Затем, что я не верю своей матери, – отрезал он.
– Как это не веришь?
– Она сама сказала, что, если бы оба мальчика остались живы, от одного отказалась бы. Я не уверен, что тот, второй, умер.
– Куда ж она его дела?
– Выясню, – коротко ответил он.
– Надо же, – покачала головой Зоя. – Оказывается, и у тебя был брат-близнец! Вот откуда Головешки! А я-то гадала… У нас в роду близнецов нет. И не было никогда.
Он позвонил в больницу, там сказали, что Цыпин находится в реанимации в критическом состоянии. Справился и без него. Заместитель прокурора удивился, увидев заполненный бланк, потому что даже в случае криминала о возбуждении уголовного дела не может быть и речи. Срок давности истек. Но спорить со следователем Мукаевым не стал, подмахнул разрешение не глядя. Кадровые перестановки в районной прокуратуре дело решенное. Цыпин, если и выкарабкается, получит группу и заслуженную пенсию. А кто преемник? Да вот же он: Иван Александрович Мукаев. Ему за все и отвечать.
Убрав документ в папку, Иван позвонил Свистунову, предложил принять участие.
– Где? В чем? – удивился тот.
– На кладбище. Могилу будем вскрывать.
– Значит, опять снова-здорово? Гробики, трупики… Ну-ну. Не надоело? – И после паузы: – А это интересно!
Руслан пришел-таки на кладбище, молча стоял у ограды, курил, смотрел, как могильщики снимают дерн, потом, матерясь, берутся за ломы и принимаются долбить землю. Она как камень, с начала лета стоит жара. А у следователя Мукаева зубы стучат и руки ледяные. Невыносимо болит голова. И вновь багровый туман в глазах. Это болезнь. Болезнь к нему вернулась. На него косится судмедэксперт, переглядываются и пожимают плечами понятые. Какая муха укусила Мукаева? Тридцать пять лет прошло! И на тебе: вскрывает могилу, где похоронен его новорожденный брат! Ничего святого! Да и история эта давно уже быльем поросла. Кто помнит, что Инночка Мукаева тридцать пять лет назад родила двойню?
Он же стоит и, не отрываясь, смотрит на крест на могиле брата. Краска давно облупилась, металл проржавел. Тридцать пять лет! Нет, никто не скорбел. Мать уронила пару слезинок, но тут же утешилась. Он был лишним в их семье, пусть не дружной и не большой, но семье. Имени новорожденному так и не дали, на кресте лишь дата рождения и дата смерти: тот же день. Рядом два памятника: Мукаева Алевтина Васильевна и Мукаев Александр Федорович. Семейная могила: внутри ограды столик, лавочка да три холмика, на которых лежат искусственные цветы, принесенные еще на Пасху. Лепестки выгорели на жаре. Безымянный младенец умер гораздо раньше, чем его бабка и дед. Представил вдруг, как все они приходили сюда, на кладбище: мать, бабка и дед. И что при этом думали. «Слава богу, что так вышло. Без греха». Он был лишним.
Все правильно. Все справедливо. Что ж жалеть о том, кого и полюбить не успели? Но почему же ему, следователю Мукаеву, так трудно дышать?
Стук лопаты о камень. Потом на поверхность к его ногам сыплется труха. Доски сгнили, маленький гробик давно уже развалился. Тридцать пять лет в земле. Свистунов поворачивается к судмедэксперту:
– Сергей Валентинович, глянь, что там.
Тот подходит к самому краю ямы, садится на корточки. Следователю Мукаеву дурно. Он пятится к ограде, старается не смотреть вниз, где суетятся могильщики. Руслан хватает его за плечо, разворачивает лицом к яме:
– Нет, ты смотрит, Ваня, смотри!
– Ну что я могу сказать, – раздается покашливание судмедэксперта. – Ребенок здесь похоронен. Судя по размерам и строению скелета, новорожденный младенец.
– Как ребенок? – Иван в недоумении. – Так там есть что-то? Я хотел сказать: кто-то?
– А вы что хотели? – удивляется судмедэксперт. – Это же могила! Кому надо пустой гроб закапывать?
– Я думал… Нет, этого не может быть!
– Подойди, посмотри сам, – со злостью говорит Руслан и сплевывает: – Тьфу! Столько мороки и из-за чего? Вишь ли, фантазии следователя Мукаева!
– Чтобы сделать подробное заключение, надо бы отдать это в лабораторию, – вздыхает Сергей Валентинович, – да и там не боги. Лет-то сколько прошло! Нужна современная аппаратура, средства. А на предмет чего вы, простите, хотели бы получить заключение? Какой здесь криминал?
– Да вот причину смерти хотелось бы установить, – с усмешкой говорит Руслан за следователя Мукаева.
– Причину смерти? – еще больше удивляется судмедэксперт. – Насильственной она была или естественной, что ли? Так ведь срок давности давно уже вышел! Удивляюсь, как вам дали разрешение на эксгумацию! Да, впрочем, чего уж там говорить: сам Мукаев!
Что бы они все понимали! Наконец-то он решается подойти к разрытой могиле. Рядом лежат его потревоженные предки: Алевтина Васильевна, Александр Федорович… Нагибается вниз, смотрит в яму. И видит крохотные, словно и не человеческие кости, череп, размером с его кулак. Причина смерти? Да какая бы ни была! Он здесь, новорожденный младенец. Не где-нибудь, а в этой яме, в маленьком сгнившем гробе. И вдруг внутри – в сжавшейся грудной клетке лопается кровавый пузырь. У него в глазах стоит багровый туман, в горле что-то булькает, голос сипнет, когда он пытается сказать:
– Это я-а-а… Я… Я умер…
– Зарывайте! – приказывает Руслан.
– Как же так? – сопротивляется эксперт. – Зря мы, что ли, все это проделали? А заключение?
– Я сказал – зарывайте! – орет капитан Свистунов. – Понятые подписывают протокол и свободны. И вы, Сергей Валентинович. И вообще молчите обо всем об этом.
– То есть как это? – обижается судмедэксперт. – Меня с работы сдернули, чуть ли не силой притащили на кладбище. Думаете, мне делать больше нечего? Думаете, у меня работы…
– Да заткнись ты наконец!
– Что это вы себе позволяете? И почему мне «тыкаете»?
