Книга Рассечение Стоуна - Абрахам Вергезе

— У него, похоже, не только желтуха, но и анемия, — с трудом выговорила она. — Гемоглобин какой?

— Девяносто. Геморрагический синдром. Нарушение коагуляционного гемостаза. Билирубин двенадцать, креатинин на сегодня четыре, вчера был три.

— Что это такое? — показал Шива на мой череп.

— Монитор внутричерепного давления. Катетер устанавливается в желудочек. У него отек мозга. Ему дают маннитол.

Вид у Шивы был скептический.

— Так эта штука в черепе только меряет? Не лечит? — Томас Стоун кивнул.

— Как это началось? — спросила Хема.

Пока Стоун описывал течение болезни, Шива сдвинул тумбочку, расчистил пространство между кроватью и аппаратом искусственного дыхания и, будто акробат, неторопливо проскользнул под кабелями и трубками. На глазах у вошедшего Дипака он лег рядом со мной на бок, наши головы соприкоснулись. Его действия казались рискованными и вместе с тем вполне естественными. Дипаку осталось только наблюдать, попутно он отметил, что внутричерепное давление у меня упало, хотя последние три дня только и делало, что росло.

Дипак представился не ранее, чем Вину Мехта, гастроэнтеролог, заполнил собой дверной проем, тяжело дыша после восхождения по лестнице. Вину был врачом-резидентом по внутренней медицине в те же годы, что я стажировался по хирургии, получил выгодную практику, но что-то не сложилось, и он вернулся на должность с твердой ставкой в Госпиталь Богоматери.

— Вину Мехта, доктор-мадам. — Он сложил ладони щепоткой, продемонстрировав «намаете», и взял пальцы Хемы в обе свои руки. — А это, должно быть, Шива, — он обеспокоенно окинул брата взглядом, — ведь второй джентльмен уж точно Мэрион. — Вину повернулся к Хеме: — Какое потрясение, мадам. Для всех нас здесь тоже. Просто мир перевернулся. Мэрион — один из нас.

У Хемы затряслись губы от такого внезапного проявления дружеских чувств.

Стоило только взглянуть на Вину, как становилось понятно, что все истории насчет покупки продуктов для пациентов, которых он выписывал, скорее всего, правда. Я был свидетелем, как он продлевал больному срок пребывания в больнице, только бы уберечь от домашних скандалов. Он был лучший друг всем и каждому, регулярно пек кексы и печенье для меня. Я всегда посылал ему открытку на День матери, чему он несказанно радовался.

— Меня вызвали сразу же, как привезли сюда Мэриона, доктор-мадам, — продолжал Вину. — Гепатология, печень — моя сфера. Гепатит В здесь бродит. Переносчиков много: наркоманы; те, кто унаследовал его от матерей; болезнь очень распространена среди иммигрантов с Дальнего Востока. Вирус вызывает латентный цирроз и даже рак печени, масса случаев. Но острый фульминантный гепатит В? В моей практике было всего два пациента со столь тяжелыми симптомами.

— Вину, скажи мне правду. — Хема перешла на серьезный тон Матушки Индии, очень уж к нему располагал юный доктор. — Мой сын — пьяница?

По-моему, вопрос был справедлив. Как-никак мы с ней не виделись больше семи лет. Она была уверена: в генах у меня это есть. Откуда Хеме было знать, что из меня выросло?

— Мадам, категорически нет! — возмутился Вину. — Нет и еще раз нет! Ваш сын — брильянт чистой воды.

Суровое лицо Хемы смягчилось.

— Хотя, мадам, — продолжал Вину, — за последние несколько недель… только не подумайте плохого… по словам соседа, Мэриону довелось поволноваться. И он пил.

Дипак обнаружил у меня дома новый рецепт на изониазид, противотуберкулезное средство. Среди побочных эффектов изониазида видное место занимают гепатиты. Через две недели после начала приема врачу следует обязательно проверить энзимы печени и отменить прием препарата, если анализ выявит какой-нибудь симптом поражения этого органа.

— Моя гипотеза, мадам: Мэрион-бхая самостоятельно начал принимать изониазид. Рецепт выписан месяц назад. Он, наверное, не сдал кровь для проверки функций печени, как требуется. Он ведь, в конце концов, хирург, бедняга. Что он знает об этих тонкостях? Ему бы обратиться ко мне! Счел бы за честь помочь ему! Ведь Мэрион-бхая отлично вылечил мою грыжу.

Во всяком случае, мадам, я отправился на Манхэттен, в больницу Горы Синай, и пал к ногам самого лучшего гепатолога на свете, у которого сам учился. Я сказал: «Профессор, это не рядовой гепатит, заболел мой брат». Он согласился со мной, что сочетание алкоголя и изониазида могло оказать влияние, но, несомненно, в первую очередь, это гепатит В.

— А каков прогноз? — спросила Хема. Это главное, что хочет знать каждая мать. — Кто-нибудь может мне сказать? Ему станет лучше?

Вину посмотрел на Дипака и Томаса Стоуна, но ни один не произнес ни слова. В конце концов, Вину — эксперт по этой болезни.

— Говорите же! Жить он будет?

— Случай, несомненно, очень тяжелый, — пробормотал Вину.

Хема заметила, что он сдерживает слезы, и это сказало ей все.

— Не молчите! — Хема повернулась к Стоуну, затем к Дипаку: — Это гепатит. Я знаю, что это такое. Мы видим, как он косит людей в Африке. Но здесь… где все есть, в этом богатом госпитале, — она показала на аппаратуру, — вы, конечно, можете всерьез побороться с гепатитом, а не заламывать руки и не мямлить, что «случай очень тяжелый».

При слове богатый они, наверное, вздрогнули. По сравнению с оборудованными по последнему слову техники отделениями интенсивной терапии в денежных клиниках, вроде больницы Томаса Стоуна в Бостоне, у нас имелось только самое необходимое.

— Мы все перепробовали, мадам, — уныло произнес Дипак. — Обменное переливание плазмы. Все, что только придумали на белом свете для борьбы с этой болезнью.

Вид у Хемы был скептический.

— Включая молитвы, — добавил Вину. — Сестры беспрестанно молятся за него вот уже два дня. Откровенно говоря, чудо бы не помешало.

Шива, лежа рядом со мной, вслушивался в каждое слово.

Хема смотрела на мое бесчувственное тело, гладила меня по руке и качала головой.

Вину убедил их отправиться в общежитие, где для них выделили особую комнату, и даже накормил легким ужином из чапатти и дхала[107]. Хема слишком устала, чтобы сопротивляться.

Наутро Хема облачилась в оранжевое сари, слегка приободрилась, хотя все равно казалось, что за прошедшую ночь она постарела на несколько лет.

Томас Стоун находился точно в том же месте, где они расстались. Он поискал глазами Шиву, но его рядом с Хемой не оказалось.

Она встала у моей кровати, ей не терпелось взглянуть на меня при свете дня. Вчера ночью все было каким-то нереальным, будто это не я лежал на больничной койке, а некое продолжение медицинской аппаратуры, вдруг обретшее плоть. Но теперь перед ней точно находился я, грудь моя вздымалась, глаза заплыли, изо рта торчала дыхательная трубка. Все происходило на самом деле. Она не могла сдержать слез, совершенно забыв о Томасе Стоуне, и вспомнила о нем, только когда он предусмотрительно протянул ей носовой платок. Его она прямо вырвала у Томаса из рук, как инструмент у копуши-медсестры.