Книга Влюбленные - Сандра Браун

— Я… Ничего не произошло? — растерянно спросил он.

— Конечно, ничего, — холодно ответил Доусон и, вынув трубку из пальцев Хедли, стал наматывать ее на кулак, пока из клубка на полу не показался ее второй конец. — Видишь, она ни к чему не подсоединена. — Он покачал свободными концами трубки перед лицом Карла. — Медсестры часто ленятся и не убирают капельницы, которые больше не используются, а это небезопасно. Страшно подумать, что́ могло бы случиться, если бы кто-то по ошибке вырвал трубку, которая помогает тебе дышать!

Карл, не в силах оправиться от ужаса, перевел взгляд на Хедли. Агент холодно улыбнулся.

— Ах, Карл, Карл, ты и впрямь постарел и поглупел! Неужели ты действительно думал, что я убью тебя и тем самым лишу себя удовольствия следить за тем, как ты годами будешь гнить в одиночной камере в тюрьме? — Хедли покачал головой. — Нет, дорогой мой, я не поступил бы так и за все сокровища мира. Смерть для таких, как ты, — слишком легкий выход.

Эпилог

Стекла в машине были опущены, и в окна врывался соленый морской воздух. Прибой был слабым, как часто бывает ранним утром; безоблачное голубое небо обещало тихий погожий денек.

Подъезжая к коттеджу Амелии, Доусон невольно бросил взгляд на дом, который под именем Берни когда-то занимал Карл Уингерт. Впрочем, этот взгляд был очень коротким — большего убийца не заслуживал, и Доусон почти сразу о нем забыл. У него и без этого было о чем подумать.

Доусон был уверен, что в этот ранний час Амелия и дети еще спят, но когда он вышел из машины, то увидел на пляже ее одинокую фигуру. Амелия медленно шла вдоль линии прибоя, держа в руках легкие пляжные туфли. Как обычно, на ней были просторные хлопчатобумажные брюки из тонкой полупрозрачной ткани и легкий топик, в котором она, скорее всего, спала. Волосы Амелии были небрежно собраны на макушке в узел, и Доусон невольно подумал, что еще никогда она не казалась ему такой красивой и желанной.

Он уже преодолел половину разделявшего их расстояния, когда Амелия его заметила. Выронив сандалии, она бросилась к нему. Доусон раскрыл ей объятия, Амелия с разбега повисла у него на шее, и они поцеловались. Этот поцелуй длился очень долго, и только острая нехватка воздуха заставила их оторваться друг от друга. Они не разжали объятий, словно стараясь убедить друг друга: десятидневная разлука позади, и они снова вместе.

— Ну, как все прошло? — спросила Амелия, обвив его шею руками и слегка отклонив назад голову. — Все в порядке?

— Все нормально, если не считать того, что в сентябре в Северной Дакоте уже довольно холодно. В один из дней, под утро, случились уже самые настоящие заморозки.

Амелия небрежным движением убрала с лица выбившуюся из узла на макушке прядь волос и положила ладони ему на грудь.

— Как все прошло? — повторила она свой вопрос несколько иным тоном, и Доусон кивнул.

— Все хорошо, — мягко ответил он. — Они — чудесные люди, настоящая соль земли. Американский флаг на флагштоке перед домом, тушеное мясо на обед, и повсюду — фотографии Хокинса. Они хотели знать, как все было…

Вскоре после возвращения из Афганистана Доусон получил от родителей капрала Хокинса письмо, в котором они просили его связаться с ними, чтобы поговорить о своем сыне и о его последних часах. Впоследствии они прислали ему еще несколько бумажных и электронных писем, а также оставили с полдюжины сообщений на голосовой почте. «Он очень хорошо отзывался о вас, мистер Скотт. Пожалуйста, позвоните нам».

Но Доусон никак не мог решиться на этот звонок. Только после откровенного разговора с Амелией смерть капрала Хокинса перестала быть для него запретной темой. Теперь он мог думать и говорить об этом и не чувствовать мертвящего ужаса, тоски и безысходности, которые неотступно преследовали его раньше. Вот почему сразу после того, как Доусон сопроводил Хедли и Еву обратно в Вашингтон, он заказал билет на самолет до Северной Дакоты.

— Его родители очень подробно рассказали мне о нем, о его детстве, характере, увлечениях, привычках. Я также познакомился с его братом, двумя сестрами, полудюжиной племянников и племянниц и прочими родственниками. Мне показали его бейсбольные призы и награды, а также фотографии со школьного выпускного вечера. Конечно, говорить обо всем этом было тяжело и им, и мне, и в то же время мы чувствовали, как боль понемногу отступает.

— Расскажи и мне, — попросила Амелия, вставая на цыпочки и целуя его. — Я должна знать. Кстати, как ты теперь спишь?.. Лучше?

— Вот уже две ночи подряд спал глубоко и почти безмятежно.

Она улыбнулась:

— Это же здорово!

— И все благодаря тебе.

Правда, в Вашингтоне Доусон несколько раз побывал у психотерапевта, однако продолжал считать, что главную роль в его исцелении сыграла все-таки Амелия — ее любовь, ее вера в него, а вовсе не усилия дряхлого старичка семитской наружности, стены кабинета которого были сплошь увешаны грамотами и дипломами.

— Как там Хедли и Ева? — поинтересовалась она.

— Хедли с каждым днем чувствует себя все лучше. ФБР хотело отложить его отставку до тех пор, пока дело Карла не будет окончательно закрыто, но на это, по-видимому, потребуется немало времени, поэтому Хедли отказался и ушел на пенсию.

— Вот не ожидала!.. — удивленно проговорила Амелия.

— Я тоже не ожидал. Но Хедли объяснил мне, что для себя он закрыл дело Карла еще в больнице, когда увидел, как тот мечется на кровати, бранится на чем свет стоит и умоляет его прикончить.

Амелия прижалась головой к груди Доусона.

— В тот день, когда я проснулась и увидела, что тебя нет, я подумала…

Он кивнул:

— Карл подумал то же самое, а мы этого и добивались. Он должен был думать, что мы пришли расправиться с ним, но для него это было бы благом. Хедли же хотел только одного: встретиться лицом к лицу с человеком, за которым он гонялся всю жизнь. Встретиться и одержать над ним моральную победу. На меньшее Хедли никогда бы не согласился. Для него это было очень важно, и я решил помочь…

— Для тебя, я думаю, тоже.

— Ты хорошо меня изучила.

В ответ Амелия поцеловала его в шею и сказала:

— Значит, Хедли отказался от предложения ФБР без всяких сожалений?

— Ну, почти… — признался Доусон. — Впрочем, ему помогла Ева. Она пообещала, что если он останется на службе, то она каждый день будет подмешивать ему в еду «Виагру», а потом — отказывать в близости.

— Боюсь, что именно так она бы и поступила. Ева такая женщина — ей хватит решимости и на это, и на многое другое.

— Совершенно с тобой согласен. Кстати, они приглашали нас на День благодарения… — Доусон нежно погладил Амелию по волосам. — Но что это мы все обо мне да обо мне? Как твоя поездка в Канзас?

— Поминальная служба была очень трогательной. К сожалению, я не могла там задержаться — мне не хотелось оставлять детей у Меткалфов больше, чем на одну ночь.