Книга Возвращение Борна - Роберт Ладлэм

Последовал очередной доклад летчика:

— Пятнадцать секунд. Ветер — постоянный.

«Хорошо, что не порывистый», — подумал Спалко. Он кивнул своему сопровождающему, и, повернув большой рычаг, тот открыл люк. Внутрь самолета ворвался ветер. Внизу не было ничего, кроме тринадцати тысяч футов пустоты и океана, который оказался бы твердым, как бетон, упади человек в него с такой высоты без парашюта.

— Пошел! — крикнул пилот.

Спалко прыгнул. В ушах у него засвистело, в лицо ударила тугая струя воздуха, тело выгнулось назад.

Посмотрев вниз, Спалко увидел рыбацкую шхуну. Используя давление воздуха, он перевернул тело в горизонтальное положение, чтобы компенсировать норд-норд-ост, дующий со скоростью шестнадцати узлов. Время от времени он смотрел на свой наручный альтиметр и на высоте двух с половиной тысяч футов дернул за кольцо парашюта. Его плечи вздернулись вверх, и над головой раскрылся широкий нейлоновый купол. Теперь он опускался с вполне приемлемой скоростью: шестнадцать футов в секунду.

Над Спалко простирался бесконечный светлый небосвод, под ним — столь же безбрежная чаша Северной Атлантики — беспокойной, вздымающейся волнами, окрашенной лучами послеполуденного солнца в цвет кованой бронзы. На этих волнах качалась рыбацкая шхуна, а далеко позади нее в море выступала ломаная линия исландского полуострова, на котором стоял Рейкьявик. Спалко вдохнул полной грудью, наслаждаясь ни с чем не сравнимым ощущением полета.

Однако все это не мешало Спалко и здесь, в воздухе, думать о том, благодаря чему он сегодня вплотную приблизился к осуществлению своей цели, что станет венцом всей его жизни: о тщательно разработанном плане, о годах неустанных трудов, маневров, манипулирования сотнями людей. Он вспоминал год, проведенный в Соединенных Штатах, в тропическом Майами, о болезненных операциях, через которые ему пришлось пройти, чтобы восстановить и изменить свое лицо. Спалко усмехнулся. В свое время ему доставило удовольствие рассказать Аннаке выдуманную от первого до последнего слова историю о его несуществующем брате, но, с другой стороны, надо же ему было каким-то образом объяснить свое присутствие в сумасшедшем доме! Не мог же он в самом деле признаться Аннаке в том, что ее мать уже давно являлась его любовницей. Для него было парой пустяков подкупить врачей и медсестер, чтобы они разрешали им устраивать пылкие свидания прямо в клинике. До чего же продажны люди! — думал Спалко. Именно эта черта человеческой натуры во многом способствовала его успеху.

А какой потрясающей женщиной была Саса, ее мать! Спалко никогда не встречал другую такую — ни до, ни после. И вполне логично было предположить, что Аннака во многом будет похожа на свою мать. Конечно, он тогда был значительно моложе, поэтому его глупость вполне простительна.

Интересно, что подумала бы Аннака, если бы он тогда рассказал ей правду? О том, что много лет назад он гнул спину на босса преступного мира — садиста, мстительное чудовище, который приказал Спалко отомстить какому-то своему недругу, прекрасно понимая, что это может оказаться ловушкой. Так и вышло, и лицо Спалко — тому наглядное свидетельство. Потом он отомстил Владимиру, но выглядело это вовсе не так героически, как он преподнес Зине. Это было постыдно, но в то время он еще не обладал достаточным мужеством для того, чтобы действовать своими руками. Теперь — все иначе.

Спалко находился на высоте примерно в пятьсот футов, когда ветер вдруг подул в другом направлении, и Спалко понесло в сторону. Он принялся энергично тянуть стропы, пытаясь направить полет купола к шхуне, однако ему это не удалось. Спалко знал, что люди на борту шхуны внимательно следят за его спуском, и убедился в своей правоте, увидев, что судно тронулось в том направлении, куда его несло.

Перспектива стала меняться: горизонт поднялся выше, а океан, быстро надвигаясь на Спалко, заполнил собой весь мир. Ветер внезапно стих, и через несколько секунд спуск закончился. Спалко расстегнул лямки парашюта и сбросил их с плеч как раз вовремя, чтобы приводнение оказалось мягким. Сначала в воду вошли его ноги, а затем он целиком оказался в ней. Хотя Спалко и был готов к тому, что придется выкупаться в ледяной купели, на самом деле эффект оказался ошеломляющим: ему словно нанесли сокрушительный удар — такой силы, что он утратил способность дышать. Холодильная камера была довольно тяжелой, но Спалко не позволил ей утащить себя на дно, энергично работая ногами, он вскоре уже вынырнул на поверхность.

Он слышал однообразный стук двигателей судна, далеко разносившийся по воде, и, даже не взглянув на шхуну, стал грести в ее сторону. Волны были такими высокими, а течение — таким сильным, что Спалко очень скоро понял тщетность своих усилий. К тому времени, когда подошла шхуна, он уже был на грани изнеможения. Если бы не надетые им защитные гидрокостюмы, он наверняка скончался бы от переохлаждения.

Матросы кинули ему конец, а с борта шхуны сбросили веревочную лестницу. Спалко изо всех сил вцепился в веревку, и его подтянули к борту судна — к тому месту, где раскачивалась лестница. Он полез вверх. Это было нелегко, и у Спалко появилось ощущение, что океан не хочет отпускать его. Наконец он схватился за протянутую ему сильную руку, и его втащили на палубу. Подняв голову, Спалко увидел мужчину со светлыми волосами и пронзительным взглядом голубых глаз.

— Ля илляха илль Аллах! — сказал Хасан Арсенов. — Добро пожаловать на борт, Шейх.

Спалко поднялся на ноги, и члены экипажа сразу обмотали его специальными водопоглощающими простынями.

— Ля илляха илль Аллах! — ответил Спалко. — Я вас едва узнал.

— Когда я впервые взглянул в зеркало после того, как мне обесцветили волосы, я сам не узнал себя, — усмехнулся Арсенов.

Спалко всматривался в лицо лидера террористов.

— Как вы чувствуете себя в контактных линзах? — спросил он.

— С этим ни у кого из нас проблем не возникло. — Арсенов не мог оторвать глаз от металлического ящика, прикованного к запястью Спалко. — Оно здесь?

Спалко кивнул. Посмотрев за плечо Арсенова, он увидел Зину, освещенную лучами заходящего солнца. Золотые волосы развевались на ветру за ее плечами, а синие глаза смотрели на него с напряженным вниманием.

— Правьте к берегу, — приказал Спалко. — Я хочу переодеться в сухое.

С этими словами он спустился в каюту, где на койке уже было предусмотрительно разложено чистое белье и одежда, а рядом, на полу, стояла пара черных ботинок.

Отстегнув от запястья коробку, Спалко поставил ее на койку, стащил с себя мокрую одежду, гидрокостюмы и стал разглядывать запястье, желая выяснить, не повредило ли кожу стальное кольцо, к которому крепилась цепочка. Затем он принялся тереть одну ладонь о другую, чтобы восстановилось кровообращение в руках. Пока он стоял спиной к двери, та тихо открылась и тут же снова закрылась. Спалко не стал поворачиваться, поскольку он и без того знал, кто вошел в каюту.

— Позволь я согрею тебя, — проворковала Зина, а через мгновение к его спине прижались ее груди.