Книга Слуга Империи - Раймонд Фейст

— Инкомо, — произнес Тасайо на удивление отчетливо. — Я решил, что нам следует всерьез заняться исполнением планов уничтожения Акомы.

— Как прикажет господин, — согласился Инкомо. Пальцы Тасайо пробежались по краю ванны.

— После того как мы этого добьемся, я разделаюсь с этим хвастливым ничтожеством Аксантукаром. — Внезапно его глаза широко распахнулись. Он уставился на первого советника, и было видно, что каждой клеточкой его тела сейчас владеет нескрываемый гнев. — Если бы этот шут — мой кузен Десио — исполнил свой долг и покончил с Марой, сегодня я носил бы белое с золотом.

Инкомо ограничился коротким кивком, поскольку счел за благо не напоминать своему господину, что план разгрома Акомы разработал сам Тасайо, а не Десио.

Тасайо жестом отослал слугу-банщика.

Оставшись наедине с советником, окутанный поднимающимися струйками пара, он снова приложился к трубке, а затем объявил:

— Я хочу повысить в должности одного из тех двоих шпионов Акомы.

— Господин?..

Тасайо подтянулся к краю ванны и оперся подбородком на борт:

— Нужно повторять?

— Нет, господин мой, — торопливо заверил его Инкомо, уловив искру зловещего огня в глазах властителя. — Просто я не вполне уверен, что правильно понял тебя.

— Я хочу, чтобы один из шпионов Акомы всегда находился у меня под рукой.

— Тасайо созерцал поднимающуюся ленточку дыма с таким вниманием, словно находил в ней разгадку неких тайн. — Я буду постоянно наблюдать за этим слугой. Пусть он поверит, что ему представилась возможность подслушивать наиважнейшие беседы. Мы оба — ты и я — должны следить за тем, чтобы он не усль1шал ничего недостоверного. Нет-нет, никакого обмана. Но мы также будем помнить, что каждое наше слово достигнет и ушей Мары. А настоящие, глубинные планы мы станем обсуждать, только когда будем одни. Пустячками, о которых пойдет речь в присутствии шпиона, мы пожертвуем… таков будет наш гамбит. Я хочу, чтобы за этим слугой неусыпно наблюдали и следили за каждым его шагом, пока не удастся проникнуть внутрь сети агентов, которых содержит Акома.

Инкомо поклонился:

— Будут ли еще какие-либо указания, господин мой?

Тасайо поднес трубку ко рту и набрал полную грудь ароматного дурмана.

— Нет. Я устал. Буду спать. Завтра на заре отправлюсь на охоту. Потом пообедаю с тобой и другими советниками. В полдень я женюсь, и до вечера будем праздновать бракосочетание. Разошли гонцов по соседним городкам за искусниками, способными показать себя перед гостями: нужно позаботиться о развлечениях. — Считая, что все необходимое сказано, Тасайо не стал тратить время на мелочи. — А теперь ступай.

Вернувшись в собственные покои, первый советник пришел к заключению, что сейчас самое время приняться за сочинение предсмертной молитвы. Предусмотрительный человек приступает к этой задаче, когда старость начинает его тяготить… если он хочет, чтобы его последнее воззвание к богам было прочитано кем-то, кто его переживет. Просить богов, чтобы они сокрушили Мару, было неосмотрительно; но называть в качестве мишени для божественного гнева нового Имперского Стратега, который только что взошел на бело-золотой трон по трупам пяти других кандидатов, — это было бы равносильно самоубийству.

Сняв служебное одеяние, Инкомо не стал предаваться бесплодным иллюзиям. Он и мысли не допускал, что планы Тасайо — всего лишь порождения одурманенного сознания, которые рассеются вместе с дымом татиши: глаза под тяжелыми веками были угрожающе ясными. Вздыхая от боли в онемевших суставах, старый советник опустился на колени перед своим письменным столиком. Прежде чем главой этого дома стал Тасайо, Инкомо служил троим властителям Минванаби, и хотя те трое не внушали ему восхищения, они были господами, которым он клялся служить душой и телом и, если потребуется, отдать за них жизнь. Еще раз глубоко вздохнув, он взял со столика перо и начал писать.

* * *

Празднество было весьма скромным, но все участники, судя по виду, веселились на славу. Угощения были обильными, вина хватало с избытком. Властитель Минванаби восседал на помосте в парадном чертоге дворца своих предков, с головы до пят — воплощенный идеал воина цурани. Если он и не проявлял слишком большой заботливости по отношению к супруге, то во всяком случае был безупречно любезен и соблюдал все формы приличия. Вместо воздушных нарядов куртизанки Инкарна была облачена в платье из роскошного черного шелка, расшитое оранжевыми нитями вдоль края рукавов, вокруг ворота и по подолу; весь перед платья был усеян бесценными жемчужинами тех же цветов.

У ног отца смирно сидели двое детей: мальчик — повыше и поближе к властителю, чем девочка. Время от времени Тасайо обращался к Дасари, чтобы растолковать ему какую-нибудь мелочь. С того момента как малыш был объявлен наследником титула, Тасайо преисполнился решимости воспитать его так, как подобает правителю. Одежда мальчика представляла собой точную копию отцовской, вплоть до вышитого на рукаве узора, изображающего контуры рассерженного сарката. Маленькая Илани выглядела вполне ублаготворенной: она сидела у ног отца и жевала сладкие фрукты, пока фокусники развлекали общество своими трюками.

За спиной властителя Минванаби стоял слуга — тот самый, который только что был повышен в должности и выполнял теперь обязанности хозяйского камердинера. Хотя он и был самым незначительным из четырех молодцов, которым полагалось находиться при особе господина во время пира, именно он прислушивался к застольной беседе чуть более внимательно, чем остальные.

Сигнал к окончанию празднества подал Тасайо, который поднялся с кресла и пожелал гостям доброй ночи. Жестом предложив первому советнику составить ему компанию, властитель Минванаби двинулся к своим личным покоям. Инкомо тихо приказал слуге последовать за ними и разместиться у дверей хозяйского кабинета, на случай если Тасайо что-нибудь потребуется. Слуга исправно исполнял все, что ему было ведено, своим рвением маскируя жадный интерес, с которым он ловил и запоминал каждое слово разговора между властителем и его первым советником.

* * *

Крона старого дерева уло отбрасывала густую тень на натами Акомы. Мара низко поклонилась священному камню, который представлял собою овеществленный символ чести Акомы. Она произнесла несколько ритуальных фраз и положила перед камнем букет из семи видов цветов, каждый из которых посвящался одному из добрых богов. В этот день, первый день лета, она изъявляла горячую признательность богам за благополучие всего и всех, состоящих под ее защитой. После завершения короткого обряда она минуту помедлила. Священная Поляна Созерцания давала ей ощущение ни с чем не сравнимого покоя, ибо сюда имели доступ лишь немногие: старший садовник, приглашенный жрец или же те, кто по крови принадлежал к семье Акома. Здесь она могла найти подлинное уединение.

Мара обводила взглядом красивый поблескивающий пруд, извилистый ручеек и изящные очертания искусно подстриженных кустов. Внезапно души коснулась тревога. Порою она вспоминала — и вспоминала слишком ясно — убийцу, который некогда на этом самом месте чуть не задушил ее. Воспоминание часто заставало ее врасплох, как озноб в жаркий день.