Книга Слуга Империи - Раймонд Фейст

— Церемония бракосочетания состоится завтра. Приглашаю всех вас принять участие в праздновании.

Длинное лицо Инкомо вытянулось еще больше и застыло: ни в коем случае нельзя было обнаруживать панику. Свадебную церемонию полагалось планировать весьма тщательно, чтобы обеспечить самые благоприятные предзнаменования. Время исполнения каждого обряда, выбор угощений, возведение ритуальной брачной хижины — для всего этого требовалось благословение жрецов и скрупулезное соблюдение традиций. Малейшее отклонение от древних канонов, допущенное по недосмотру, могло навлечь беду на молодую пару и на ее потомков; поэтому среди важных господ было не принято заключать брачный союз второпях.

Однако Тасайо предпочел обойтись без проволочек, ограничившись кратким приказанием:

— Устрой все как подобает, первый советник.

Его обнаженный меч, который он не выпускал из рук все это время, блеснул сталью клинка, когда он повернулся и жестом подал знак Инкомо следовать за ним, после чего, не добавив ни слова, направился к боковой двери.

Приближаясь к выходу, он не замедлил шаг, уверенный, что два солдата, стоящие на посту по обе стороны от двери, вовремя откроют ее створки перед своим властителем.

Два других солдата, ожидавшие по ту сторону двери, приняли церемониальную стойку, когда Тасайо вышел из дома в сад. Между ними стояла Санджана, истерзанная страхом. За последние минуты она успела выдернуть из прически все шпильки, и длинные светлые волосы волнами заструились по спине; на солнце их золотистый оттенок был особенно заметен. Глаза у нее были потуплены, но при появлении господина она подняла на него умоляющий взгляд. Даже смертельно напуганная, лишенная какой бы то ни было защиты, она сумела прибегнуть к единственному преимуществу, которым обладала. Санджана приоткрыла алые губы и придала своему гибкому телу такое положение, что любой мужчина сумел бы с первого взгляда определить, что она собой представляет:

Изысканную безделушку, единственное назначение которой — наслаждение.

Тасайо не остался равнодушным к чарам красавицы. Его глаза загорелись, когда он обвел медленным взглядом все изгибы ее фигуры и вдохнул аромат сладострастного обещания, которое источала ее призывная поза. Он облизнул губы, наклонился и одарил ее властным и долгим поцелуем, не позабыв при этом приласкать и высокую грудь. А потом отступил на шаг назад и сказал:

— Ты хорошо послужила мне в постели.

Когда в глазах Санджаны засветилась надежда, он широко улыбнулся ей, смакуя остроту момента, и решительно распорядился:

— Убейте ее. Сейчас же.

Лицо женщины побелело, но ей не оставили возможности взмолиться о пощаде. Один из воинов схватил ее за запястья и резко рванул вверх, так чтобы глаза Санджаны оказались вровень с глазами Тасайо; другой выхватил меч и глубоко всадил клинок ей под ребра.

Она издала лишь слабый тоненький вскрик, а потом из горла у нее хлынула кровь, и судорога свела ноги. Солдат удерживал ее на весу, пока короткая агония не подошла к концу.

— Уберите ее, — сказал Тасайо.

Он часто и неровно дышал. Глаза у него были широко открыты, а на щеках полыхал темный румянец. Потом он глубоко вздохнул, как бы желая успокоиться, и обратился к Инкомо:

— Я хочу принять ванну. Пришли мне для услуг двух молодых красивых рабынь; желательно, чтобы они были нетронутыми.

Чувствуя легкую дурноту, Инкомо поклонился:

— Как пожелает господин.

Он собрался немедленно приступить к исполнению приказа, но Тасайо остановил его:

— Это еще не все мои распоряжения.

Он двинулся по садовой дорожке, сделав Инкомо знак следовать за ним. Когда он заговорил снова, его губы едва заметно изогнулись в отдаленном подобии улыбки:

— Мне тут пришли в голову кое-какие мысли касательно шпионов из Акомы. Пора извлечь пользу из наших познаний. Пойдем, я объясню тебе твою задачу, а уж потом приступим к омовению.

Инкомо постарался изгнать из памяти облик умирающей куртизанки: требовалось сосредоточиться на повелениях господина. Тасайо был не из тех, кто спускает подчиненным их промахи. Отдав приказы, он рассчитывает, что они будут выполнены в точном соответствии с его намерениями и что повторять их не придется. Однако первого советника оторопь взяла, когда он увидел, каким воодушевлением блестят глаза хозяина. Руки у Инкомо дрожали, и с этим он ничего не мог поделать, однако постарался, чтобы хотя бы голос не выдал его смятения.

— Может быть, — осторожно предложил он, — мой господин предпочел бы обсудить эти деловые планы после того, как отдохнет в ванне?

Тасайо остановился. Он в упор взглянул на первого советника, и его улыбка стала еще шире.

— Ты хорошо служил моей семье, — сказал он самым бархатным тоном, на какой был способен. — Я последую твоему совету. — И он снова зашагал по дорожке, бросив напоследок:

— Считай себя свободным, пока я не позову.

Старый советник остался на месте; сердце у него колотилось так, словно ему пришлось бегом преодолеть немалый путь. Колени дрожали. С необъяснимой уверенностью он сознавал: Тасайо догадался об его слабости, но никак этого не обнаружил.

Как видно, хозяин понимал: муки, которые причинит старику его собственное воображение, окажутся более жестокими, чем грубые забавы в ванне, которым собирался предаться с молодыми невольницами властитель Минванаби. Еще недостаточно оправившись от потрясения, Инкомо был вынужден признать истину: вопреки его самым потаенным надеждам Тасайо унаследовал фамильные черты — предрасположенность к пороку и склонность к мучительству.

* * *

Властитель Минванаби отдыхал у себя в ванне; слуга окатывал его плечи горячей водой. Пока первый советник выполнял подобающий поклон, Тасайо наблюдал за ним, лениво полуприкрыв глаза. Однако Инкомо не обманулся. Поза господина могла казаться расслабленной, но руки, вцепившиеся в борт ванны, свидетельствовали об ином.

— Я пришел по требованию моего господина.

Инкомо выпрямился. Ноздри у него расширились: он учуял в воздухе пряный и сладкий запах, происхождение которого стало очевидным уже в следующую секунду. Тасайо потянулся через борт и достал с бокового столика длинную трубку с татишей. Зажав чубук трубки между губами, он глубоко затянулся. Первый советник дома Минванаби сумел скрыть свое изумление. Сок из кустарника под названием татин вызывал у человека необычайный прилив сил и ощущение восторга. Рабы на полях часто жевали татиновые орехи, чтобы скрасить тяготы своей повседневной жизни; но в шелковистых тычинках, собираемых в пору цветения, содержался гораздо более сильнодействующий наркотик. Вдыхание дыма приводило сначала к обострению всех чувств, а затем к искажению любого восприятия; если же на этом не остановиться, то курильщик погружался в оцепенение, достигая вершин экстаза. Первый советник сразу же подумал о том, как может повлиять тяга к подобному зелью на человека, которому нравится причинять боль другим; однако Инкомо тут же одернул себя. Не его это дело — осуждать привычки хозяина.