Книга Хроники Заводной Птицы - Харуки Мураками

Немного поразмыслив, я сказал:

– Послушайте! Что-то я не пойму. Зачем Нобору Ватая все это? Почему он хочет выжить меня с этого участка? Что с участком и домом делать собирается?

Усикава осторожно провел ладонью по щеке.

– Нет-нет, Окада-сан. Об этом я абсолютно ничего не знаю. Я же с самого начала вам сказал: «Я всего-навсего глупый почтовый голубок». Что хозяин скажет, то я и делаю. А поручения по большей части хлопотные, должен сказать. В детстве я читал книжку про Аладдина и волшебную лампу и очень джинну сочувствовал – уж так его заездили. И не думал, что вырасту и окажусь на его месте. Тяжелый случай. Ну да ладно. У меня задание – передать предложение от Ватая-сэнсэя, и я его выполнил. А там уж ваше дело. Что скажете? С каким ответом мне возвращаться?

Я не ответил.

– Конечно, вам нужно подумать. Нет проблем. У вас есть время. Прямо сейчас ничего решать не надо. Я бы с радостью сказал: «Думайте сколько хотите, не торопитесь», – но, по правде сказать, нет у нас такой возможности. Послушайте, Окада-сан, моего совета. Такие щедрые предложения на столе долго не лежат. Может статься, обернетесь на секундочку – глянь, ан и нет ничего. Испарилось, как влага на запотевшем стекле. Думайте хорошенько – и побыстрее. Неплохое же предложение. Хорошо?

Усикава вздохнул и посмотрел на часы.

– Ай-ай-ай, мне пора. Опять я у вас засиделся. Спасибо, что пивком угостили. Снова я почти все время один говорил. Ни стыда, ни совести. Не подумайте, что оправдываюсь, но у вас я себя прямо как дома чувствую. Уж очень уютно.

Усикава поднялся, поставил в мойку стакан, пивную бутылку и пепельницу.

– Скоро я опять позвоню, Окада-сан. Надо кое-что подготовить, чтоб вы с Кумико-сан пообщались. Я же обещал. Желаю всего хорошо.

* * *

Когда Усикава убрался восвояси, я открыл окно, чтобы выветрился повисший в помещении табачный дым. Налил воды в стакан, выпил и, усевшись на диван, посадил на колени Макрель. В уме нарисовалась картина: Усикава, выйдя от меня, тут же скинул свой маскарад и побежал к Нобору Ватая. Какая чушь в голову лезет!

18. «Примерочная»•Замена

Мускатный Орех ничего не знала о женщинах, которые к ней приходили. Они о себе не рассказывали, а сама она не спрашивала. Имена, которыми женщины назывались, совершенно очевидно были вымышленными. Однако вокруг них витала особая аура – смесь денег и власти. Они совершенно этого не показывали, но по одежде и манере одеваться Мускатный Орех сразу могла сказать, к каким слоям общества они принадлежат.

Мускатный Орех арендовала помещение в офисном здании на Акасаке. Большинство клиентов сверхчувствительно относились к своей частной жизни, поэтому место и само здание она старалась выбрать как можно неприметнее. После долгих размышлений решили устроить в снятом помещении ателье мод. Раньше Мускатный Орех была модельером, и никто ничего не заподозрил бы в том, что к ней наведывается много заказчиц. Тем более что всем посетительницам было от тридцати до пятидесяти, а это возраст, в котором женщины шьют себе наряды у дорогих портных. Мускатный Орех развесила в ателье образцы одежды, разложила эскизы, выкройки, журналы мод, завела портновский инструмент, столы и манекены и для пущей убедительности даже кое-что скроила. В другой, небольшой комнате устроили примерочную. Посетительниц провожали туда, и Мускатный Орех устраивала им там «примерки».

Список клиентов вела жена владельца одного крупного универмага. Особа довольно известная, она отбирала клиентуру с повышенной осторожностью. В этот узкий круг могли войти только надежные люди. Такой «клуб», члены которого проходили тщательный отбор, был нужен, чтобы исключить возможность скандала. Иначе сразу бы поползли слухи, начались разговоры. Женщин, ставших членами «клуба», строго предупреждали, чтобы они ни в коем случае не рассказывали о «примерках» непосвященным. Избранные умели держать язык за зубами, да и знали, что стоит нарушить обещание, как их тут же исключат из «клуба» навсегда.

Время посетительницам назначали заранее, по телефону, и в условленный час они являлись «на примерку». Конфиденциальность гарантировалась на сто процентов – клиентки никогда не встречались друг с другом. Вознаграждение вносили на месте, наличными. Его сумма, которую определяла жена владельца универмага, оказывалась гораздо выше, чем могла представить Мускатный Орех. Но несмотря на это, раз побывав у нее «на примерке», женщины обязательно звонили и снова записывались. Все без исключения. «Да не беспокойтесь вы о деньгах, – сказала в самом начале Мускатному Ореху ее компаньонка. – Чем больше они будут платить, тем спокойнее будут себя чувствовать». Мускатный Орех бывала в своем офисе три раза в неделю, и в день могла «обслужить» одного клиента – максимум, на что была способна.

Корица стал помогать матери, когда ему исполнилось шестнадцать. Одной ей стало трудно справляться со всеми делами, а нанять в помощники незнакомого человека было нельзя. В конце концов, подумав, Мускатный Орех предложила сыну помочь ей, и он согласился, не спросив даже, чем она занимается. По утрам, к десяти, он приезжал на такси в офис (он терпеть не мог ездить в метро или на автобусе), убирал комнаты, расставлял все по местам, ставил в вазы живые цветы, готовил кофе, ходил, если надо, за покупками, негромко слушал кассетник с записями классической музыки, вел бухгалтерию.

Скоро офис стало невозможно представить без Корицы. Были клиенты или нет – безразлично: он неизменно занимал свое место за столом в приемной, облаченный в костюм с галстуком. Никто из визитеров не жаловался, что он все время молчит. Никаких неудобств это не причиняло, скорее им даже нравилось, что юноша не говорит ни слова. Заявки по телефону тоже принимал Корица. Выслушав, в какой день и час клиент хотел бы прийти, Корица отвечал на эти пожелания стуком по столу. Один удар – «нет», два удара – «да». Женщинами такая лаконичность пришлась по вкусу. С Корицы впору было бюст лепить и выставлять в музее – такое правильное было у него лицо. Кроме того, в отличие от многих других молодых людей, он не говорил ерунды, которая могла испортить впечатление от его внешности. Приходя и уходя, посетительницы заговаривали с ним. В ответ Корица улыбался, слушал, кивая головой. Такая «беседа» действовала на женщин расслабляюще, снимала напряжение, которое они приносили с собой из мира, простиравшегося за стенами этой комнаты, рассеивала неловкость, остававшуюся после «примерки». Да и Корице, избегавшему контактов с другими людьми, общение с женщинами, посещавшими офис, похоже, было не в тягость.

В восемнадцать Корица получил водительские права. Мускатный Орех подыскала для немого сына подходящего автоинструктора для индивидуальных занятий, а Корица к тому времени уже проштудировал все книги по автоделу, которые смог отыскать, и назубок выучил теорию. Получив за несколько дней за рулем практические навыки, которые нельзя приобрести по книжкам, он быстро превратился в умелого водителя. Когда юноше выдали права, он стал рыться в журналах с объявлениями о продаже подержанных автомобилей и приобрел «порш-каррера», выложив все скопленные деньги, которые каждый месяц получал от матери за работу (на жизнь Корица не тратил ничего). Обзаведясь машиной, он начистил до блеска двигатель, назаказывал новых деталей, почти все в ней заменил, поставил новые шины. Машина стала – хоть на гонки выезжай. Корица каждый день ездил на ней по одному и тому же маршруту, по вечно забитой транспортом дороге от своего дома в Хироо до офиса на Акасаке и редко когда разгонялся выше шестидесяти. Таких «поршей-911», как у него, нашлось бы в мире немного.