Книга Бог с нами - Александр Щипин

Когда Миряков пришел на кухню, все уже сидели перед пустыми тарелками за составленными в один ряд столами. Тетя Катя караулила у плиты большую дымящуюся кастрюлю с овсянкой. Михаил Ильич занял свое обычное место и выжидающе посмотрел на сидевшего по правую руку Митю.

— Я Митя, — сказал тот. — Бог со мной.

— Я Митя, — откликнулся Миряков. — Бог с тобой.

— Я Виктор, — сказал Митин сосед, сорокалетний мужчина в очках, каждое утро выходивший к завтраку в костюме и при галстуке. Алкоголик в завязке, он был строг и нехорошо, до дрожи, подтянут. В глазах за кристально чистыми стеклами плескались боль и свет. — Бог со мной.

— Я Виктор, — повторил за ним Михаил Ильич. — Бог с тобой.

— Я Надя, — сказала маленькая черноволосая девушка лет девятнадцати, серьезная и еще по-детски пухлая. — Бог со мной.

— Я Надя, — ответил Миряков. — Бог с тобой.

Только после того, как Михаил Ильич поздоровался таким образом со всеми собравшимися на кухне — в конце он оказался тетей Катей, — люди приступили к еде. Это был один из немногих их ритуалов: Миряков придумал его в порыве хулиганского вдохновения, пародируя собрания анонимных алкоголиков и одновременно показывая, что он не подавляет личности прихожан, а наоборот, сам растворяется в них. Первое время он был очень доволен своим изобретением. Потом, когда секта разрослась, такое пятиминутное приветствие стало утомительным, но что-либо в нем менять было уже поздно. Сейчас Михаил Ильич вообще с трудом дождался конца переклички. Он впервые по-настоящему почувствовал, что эти изломанные люди, которые от отчаяния заставили себя поверить, что их души спасет заезжий авантюрист, — его единственная семья. Их вера, откуда бы она ни проросла, была настоящей. Их души, как бы они ни пытались выдать свой страх за раскаяние, были чисты. Их бог должен был их спасти — каким бы он ни был самозванцем.

Почувствовав, что у него дрожат руки, Миряков спрятал их под стол. Он обвел взглядом присутствующих, проверяя, не заметил ли кто его состояния, и увидел, как Сергей Цветков, тридцатилетний лысоватый парень с характерной внешностью героинового наркомана, как-то слишком быстро доел кашу и, стараясь не шуметь, начал выбираться из-за стола.

— Подожди, — неожиданно для самого себя сказал Михаил Ильич. Цветков, уже взявшийся за ручку двери, остановился, не оборачиваясь.

— Я Сергей, — сказал Миряков, подойдя к нему. — Прости меня, ибо я согрешил.

Михаил Ильич опустился на колени. На кухне стояла мертвая тишина. Цветков медленно повернулся и теперь сверху вниз смотрел на колючий затылок мессии с пробивающейся сединой. Несколько долгих секунд ничего не происходило. Вдруг загудел холодильник, и, словно разбуженный этим звуком, Сергей тоже упал на колени, уткнувшись лбом в плечо Михаила Ильича. Он плакал. Теперь они стояли, опираясь головами друг на друга, как будто это была странная борьба, в которой нельзя трогать соперника руками. Руки оба почему-то держали по швам, пальцами касаясь линолеума, вытертого возле двери до белизны.

— Я верну бензин, — прошептал Цветков, задевая мокрыми губами ухо Мирякова. — Они его куда-то увезли, но я найду и верну.

— Не надо, — тоже шепотом ответил Михаил Ильич. — Все к лучшему: мы никуда не едем. Главное, ты вернулся.

Он осторожно погладил Сергея по голове. Потом он встал и поднял Цветкова, просунув руки ему под мышки. Некоторое время они стояли и, улыбаясь, смотрели друг на друга.

— Я Сергей, — сказал Цветков, растирая ладонью слезы. — Бог со мной.

— Я Сергей, — кивнул ему Миряков. — Бог с тобой.

— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — провозгласил Миряков, двигаясь в сторону детской площадки от служебного входа общежития, рядом с которым сбились в стаю мусорные контейнеры с тухлым, как у офисного клерка, запашком из раззявленных железных ртов. Весь остаток завтрака он пытался убедить себя, что с помощью изящного психологического этюда вывел преступника на чистую воду, и в конце концов почти поверил в это. Поэтому теперь Михаил Ильич пребывал в приподнятом настроении. В правой руке он держал чашку с чаем, враскачку пытающимся выбраться на свободу, в левой — нес на блюдце золотистую ватрушку с рыхлой белой сердцевиной — вывернутое наизнанку яйцо, — испеченную с утра тетей Катей. С тем же набором за ним шел Митя, на плече у которого висела еще и сумка с неизменным ноутбуком.

— Об этом мог бы сообщить мой предшественник мнительному Петру на Тивериадском озере, если бы читал книгу про другого моего предшественника. Кстати, подозрительно религиозные названия у этих якобы сатирических романов: стульев у них, видите ли, двенадцать, теленок, как полагается, золотой. Воскресенье невинно зарезанного опять же. В общем, надо помочь правоохранительным органам в поиске злоумышленников и очистить от наветов наши добрые имена. Диспозиция будет такая: ди эрстэ колоннэ в моем лице собирает на наши суаре местных несистемных пассионариев и пытается их расколоть, а ди цвайтэ колоннэ в составе тебя и Ольги Константиновны инспектирует наиболее подозрительные секты.

Михаил Ильич сел верхом на скамейку без спинки и поставил перед собой чай с ватрушкой. Напротив, положив сумку в траву, устроился Митя.

— Не могу сказать, чтобы я что-нибудь понимал в расследовании преступлений, — продолжал Миряков, кусая ватрушку. Боясь, что та рассыплется, он держал ватрушку всей пятерней, как купчиха блюдце с чаем. Откусив, Михаил Ильич изучил оставшийся кусок и, обнаружив, что добраться до творожной сердцевины ему не удалось, начал разочарованно жевать. — Для меня, правда, очевидно, что раскрыть с помощью знаменитого дедуктивного метода самое завалящее убийство решительно невозможно. Потому что у любого факта может быть неисчислимое множество объяснений, и если возле подъезда жертвы найдены следы одноногого человека с костылем и окурок гаванской сигары, это совершенно не значит, что убийца — кровожадный пират, вернувшийся с Кубы, чтобы отомстить раскопавшей его клад студентке Анжелике Худяковой, которую возил на Остров свободы исполняющий обязанности начальника УВД по Советскому району. Вполне возможно, что перед дверью топтался бомж-инвалид, который хотел погреться и пытался подобрать код, а окурок выбросил с балкона мальчишка, по глупости затягивавшийся украденной у отца сигарой и долго потом блевавший в туалете. И именно эти звуки соседи приняли за предсмертную агонию жертвы. Или это был инопланетянин-монопод, беседовавший здесь с мыслящим тростником, а окурком сигары кажется в нашем измерении их галактика. Современный детектив придумал, как известно, криворотый Эдгар По, человек психически нездоровый, сильно пивший и употреблявший, который устал бороться с водоворотом своего безумия и пытался сбежать в рациональный и предсказуемый мир. Как тот бедняга, который кровоточащими пальцами с содранными ногтями выцарапывает в истоптанной земле уравнения, лишь бы не видеть, как над ним крошатся разноцветные солнца, из скорлупы которых капает горячее, и тонко кричат больные драконы с сочащимися белой слизью морщинистыми шеями. С человечеством, кстати, произошло то же самое: бесконечное ожидание конца света настолько его измотало к семнадцатому веку, что люди решили притвориться, будто вселенная ясна и логична. Все уже сходили с ума в босхианском мире, сотканном из сладкого запаха горящих ведьм и тайной музыки танцоров святого Витта. Неслучившийся апокалипсис шестьсот шестьдесят шестого стал последней каплей: именно в тот год на Ньютона, сбежавшего из чумного горящего Лондона, свалилось его яблоко, из семечек которого и проросла новая цивилизация.