Книга Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - Ханан Аль-Шейх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помоги мне и надоумь, что делать, Азиза.
– Для тебя, о возлюбленный брат мой Азиз, я бы и глаз вынула из глазницы. Ложись и спи – крепко, как сурок. Вот что тебе сейчас нужно.
Она взяла меня за руку, и отвела к моей постели, и растерла мне плечи и тело, и обмахивала лицо опахалом, пока я не заснул, а проснулся я, только когда солнце уже село. Когда Азиза увидела, что я проснулся, то вскочила и вытерла слезы. Затем сытно накормила меня, а потом обняла и крепко прижала к себе.
– Азиз, слушай меня внимательно, – сказала она. – Твоя возлюбленная не покажется до предрассветного часа. Не сиди и не жди праздно, а найди себе занятие. Гуляй по саду и нюхай цветы, особенно жасмин, ибо его аромат займет твои чувства и пересилит запахи трапезы.
Я постарался следовать совету Азизы, и прошла почти вся ночь, и уже раздались первые крики петухов, когда я услышал легкий шорох. Я обернулся и оторопел, увидев, что моя возлюбленная вошла в сад в сопровождении десяти рабынь, словно луна, окруженная звездами. Увидев меня, она засмеялась и сказала:
– Теперь я вижу, что ты настоящий влюбленный – даже сон тебя не взял, так мучил тебя страх никогда больше меня не увидеть.
Она отпустила рабынь, и мы обнялись и осыпали друг друга поцелуями, и я сосал ее верхнюю губу, а она сосала мою нижнюю, и, когда она развязала тесемки своих шальвар, мое желание и страсть взяли над ней верх, и тело ее поддалось моему натиску. Я вознес ее на седьмое небо блаженства, и сам последовал за ней, полностью растворившись в сладострастии. Когда мы оба постепенно пришли в себя, я услышал, что клянусь ей в том, что лишь сейчас по-настоящему стал жить и с этой минуты моя душа в ее руках.
Когда пришло утро, я прошептал много нежностей ей на ухо, и ласково укусил ее за грудь, чтобы она вспоминала меня весь день. Я опустился на колени и поцеловал ее бедра и ноги, а в награду она достала из кармана одежд носовой платок и отдала мне со словами:
– Вот, возьми на память.
На платке была вышита газель.
Я спрятал платок в карман, и мы договорились встретиться следующей ночью, и впредь сходиться каждую ночь, до конца наших дней. Домой я пришел, шатаясь как пьяный, столь сильна была моя страсть.
Я вошел в дом и увидел, что дочь моего дяди лежит в постели, но она сразу встала и приветствовала меня, вытирая рукавом слезы, бегущие по щекам. Даже не спрашивая, она поняла, что я наконец добился того, чего хотел, и спросила меня:
– Прочел ли ты ей те строки, что я наказала тебе прочесть?
Я ответил, что забыл об этом, и показал ей носовой платок с вышитой газелью. Сестра моя внимательно рассмотрела его и попросила подарить его ей. Я охотно согласился, а когда мне пришло время отправляться к моей возлюбленной, Азиза напомнила мне, чтобы я сказал ей стихи. Мне пришлось признаться, что я забыл их, и она повторила их мне несколько раз.
Я добрался до сада, бормоча про себя строки, чтобы их запомнить. Моя возлюбленная уже поджидала меня. Мы бросились друг другу на шею, а затем она села мне на колени, и мы тешились, пока не издали стон наслаждения, а после этого ели и пили, а затем снова предавались любви до самой зари.
Но прежде чем оставить ее, я не забыл произнести строки, которым научила меня Азиза:
Когда моя возлюбленная услышала эти строки, глаза ее наполнились слезами, и она ответила мне:
Я вернулся домой, улыбаясь от радости, потому что не забыл выполнить пожелание дочери моего дяди, но увидел, что Азиза лежит больная, а моя мать сидит рядом с ней и пытается ее утешить.
– Ты прочел ей стихи? – сразу спросила сестра, несмотря на свое нездоровье.
– Да, – весело ответил я, – и вот что она мне ответила:
Услышав мои слова, дочь моего дяди забилась в постели, как раненая птичка. Мать прикрикнула на меня:
– Стыда у тебя нет, себялюбивый, беспечный и распутный мальчишка! Как ты смеешь проводить ночи напролет на стороне, а возвращаясь, даже не спросить, как поживают твои домашние? Ты даже об Азизе не побеспокоился, а она так больна!
На это я не мог ничего ответить, ведь каждое мое дыхание отныне принадлежало моей возлюбленной. Когда мать наконец оставила нас, Азиза сказала мне, что ответить моей возлюбленной:
Я сказал эти строки моей возлюбленной следующей ночью, после еще одной встречи, которую невозможно описать словами. Моя возлюбленная заплакала, как и в первый раз, когда я прочел ей строки Азизы, и ответила такими стихами:
Когда я вернулся домой, Азиза не поджидала меня, а лежала в постели, а мать пыталась уговорить ее что-нибудь съесть или выпить. Я заметил, как бледна и истощена дочь моего дяди, как запали ее глаза. Великая жалость охватила меня, и я подошел к ее ложу, и она прошептала мне:
– Азиз, сокровище моего сердца, прочел ли ты ей эти строки?
Я кивнул, подтверждая, что сделал так, как она хотела, и прочел ответ:
И тут же пожалел, что не промолчал, потому что, услышав эти слова, она лишилась чувств. Вошла моя мать и побрызгала ей лицо розовой водой и привела ее в чувство. Я сидел рядом, пытаясь утешить мою сестру и успокоить. Азиза улыбнулась мне с великой нежностью и заставила меня выучить еще один стих, чтобы прочесть вечером моей любимой.
И на нашем любовном свидании в тот вечер я прочел эти строки, и моя возлюбленная горестно вскрикнула и сказала:
– О Аллах, та, что сказала эти строки, скоро умрет!
Она заплакала и спросила, кто эта женщина.
– Дочь моего дяди, Азиза, – ответил я. – Она всю жизнь ждала нашей свадьбы и дожидалась меня из бани в тот день, когда должны были подписать наш брачный договор, но я сидел под твоим окном, завороженный, неподвижный, как статуя, на голову которой садятся птицы.
Я рассказал, что это Азиза разгадала все ее знаки и послания и это ее мы должны благодарить, потому что иначе я не добрался бы до сада и не утолил свою страсть.
Моя возлюбленная вздохнула и заговорила, словно обращаясь к Азизе:
