Книга Хрущевская "оттепель" и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин

На следующий день, 17 июня, все ждали обращения руководства партии и страны к народу, но по радио звучали вальсы из оперетт. Зато каждый час западноберлинская радиостанция передавала требования стачечников, ставшие к этому времени уже и политическими: «Выплата заработной платы в соответствии с прежними производственными нормами, немедленное снижение цен на товары и услуги первой необходимости, свободные и прямые выборы, никаких репрессий по отношению к бастующим».

Такая эскалация событий побудила советские оккупационные власти после консультаций с Москвой прибегнуть к силе оружия. Около 11 часов утра на улицах Берлина появились танки, взявшие под охрану все правительственные здания. В город были введены, по крайней мере, две дивизии. Примерно в полдень раздались и первые выстрелы. Посчитав, что стачка перерастает в мятеж, советский комендант города генерал-майор П.А. Диброва объявил о введении чрезвычайного положения. И толпы демонстрантов рассеялись. То же самое произошло и в других городах. Тем не менее без жертв не обошлось. По опубликованным в те дни официальным данным, погибли 25 человек. Современные немецкие историки полагают, что число погибших демонстрантов было не менее 52 человек, а может быть и превысило две сотни, были убиты также несколько десятков партийных функционеров и 18 советских солдат. Около 10000 человек оказалось за решеткой, из которых 1268 предстали перед судом, а 319 переданы советским военным комендатурам, советские военные трибуналы вынесли в последующем около 20 смертных приговоров. Для координации действий по подавлению восстания в Берлин вылетел Берия. А Хрущев тем временем, ссылаясь и на мнение Булганина, сумел убедить Маленкова в том, что в недрах министерства внутренних дел готовится заговор против коллективного руководства и что необходимо срочно что-то предпринять для его срыва. Затем Хрущев, уже от имени Маленкова и Булганина, сообщил Молотову о намерении лишить Берию всех руководящих постов. Тот, согласившись, посчитал это недостаточным и высказался за то, чтобы «пойти на крайние меры». Следующими были Сабуров и Каганович. Некоторые трудности возникли у Хрущева с Ворошиловым, а у Маленкова с Первухиным. Но они были преодолены. Особой оставалась позиция Микояна:

— Берия действительно имеет отрицательные качества. Но он не безнадежен, в составе коллектива может работать.

Все решилось 26 июня. Утром Булганин вызвал к себе командующего противовоздушной обороной Москвы генерала К.С. Москаленко и, когда тот явился к нему, спросил:

— Вам звонил товарищ Хрущев?

Тот подтвердил, что да, звонил и просил быть готовыми с картами и планами ПВО явиться в Кремль к председателю Совета министров Маленкову. На вопрос министра «сколько с вами людей и вооружены ли они?» генерал ответил, что пять и что у всех у них пистолеты,

— Это хорошо, но очень мало. Надо арестовать Берию. Охрана у него в Кремле сильная и большая, преданная ему. Кого, ты считаешь, можно еще привлечь, но без промедления?

Кандидатура заместителя министра маршала Василевского была сразу же отвергнута. Тогда Москаленко, в свою очередь, спросил Булганина, кто сейчас из влиятельных военных находится в министерстве, а услышав имя другого заместителя, маршала Жукова, предложил привлечь именно его. Булганин сразу же согласился, заметив, правда, что с ним уже беседовали и он сам, и Маленков.

— Кого, ты считаешь, еще можно пригласить?

Первым Москаленко назвал заместителя начальника Главного политического управления генерал-майора Брежнева:

— Я его знаю по войне в составе 1-го и 4-го Украинских фронтов как храброго и мужественного генерала, политработника, преданного партии и народу. С ним я многократно встречался в боевых условиях.

Вторым был назван еще один заместитель начальника Главного политического управления генерал-лейтенант Шатилов, третьим — генерал-лейтенант танковых войск Гетман, четвертым — генерал-полковник артиллерии Неделин. Всех их он знал по войне. Пятым Булганин предложил члена военного совета МВО генерал-полковника Пронина, которого он знал еще с довоенных времен. Все они тут же явились в кабинет министра и были ознакомлены с предстоящей операцией. Правда, оружия ни у кого не оказалось, а времени было мало. Булганин отдал свой пистолет Брежневу.

Часов в 11 спустились вниз и расселись по машинам: Булганин с Москаленко и его офицерами в свою, Жуков с прочими — в свою. Оба автомобиля имели правительственные номера и сигналы и не подлежали проверке при въезде в Кремль. Подъехали к зданию Совмина, поднялись на третий этаж и вошли в приемную, где Булганин и оставил их, войдя в бывший сталинский кабинет. Спустя несколько минут он вышел к ним вместе с Маленковым, Молотовым и Хрущевым. «Они начали нам рассказывать, — вспоминал шесть лет спустя Москаленко, — что Берия в последнее время нагло ведет себя по отношению к членам Президиума ЦК, шпионит за ними, подслушивает телефонные разговоры, следит, кто куда ездит, с кем встречается, грубит со всеми и т. д. Они информировали нас, что сейчас будет заседание Президиума ЦК, а потом по условленному сигналу, переданному через помощника Маленкова — Суханова, нам нужно будет войти в кабинет и арестовать Берию. К этому времени он еще не прибыл. Вскоре они ушли в кабинет Маленкова».

Официально в этот день должно было состояться заседание Президиума Совета министров. Но когда все собрались, Маленков предложил:

— Тут присутствуют все члены Президиума ЦК. Поэтому давайте вначале обсудим партийные дела. Есть вопросы, которые требуют нашего немедленного решения.

Никто не возражал. Как было условленно заранее, слово попросил Хрущев:

— Предлагаю обсудить дело Берии.

И тут же первым взял слово. После него выступил Булганин. И он, и все другие, кроме Микояна, высказались за то, чтобы поставить перед пленумом ЦК вопрос об освобождении Берии со всех постов, которые он занимал. Маленков, забыв, наверное, от волнения даже проголосовать это предложение, нажал на секретную кнопку, и из приемной и задней комнаты в кабинет сразу же ввалились военные. Москаленко приставил к Берии пистолет, а Жуков принялся его обыскивать. Затем его увели в комнату отдыха, а заседание продолжилось с участием Жукова: надо было оформить решение о созыве пленума ЦК, назначить генеральным прокурором такого человека, которому можно доверить «объективное» следствие и решить вопрос, где содержать арестованного. Первому заместителю министра внутренних дел Круглову никто не доверял. Другого заместителя, Серова, Хрущев считал честным человеком и предложил поручить охрану ему. Однако остальные посчитали необходимым «быть все-таки поосторожнее». Договорились, что лучше всего с этим справятся не чекисты, а военные. И поручили это дело Москаленко.

Уже находясь в тюрьме, Берия пишет оттуда Маленкову письма с напоминаниями о дружбе: «Никогда не забывал я твое большое товарищеское отношение ко мне, когда я по известным тебе (причинам. — Ю. А.) в подавленном настроении вылетал в 1948 г. в район Семипалатинска Каз. ССР, где, как известно, успешно завершилось испытание ядерного оружия». Но напоминания о былой дружбе и былых заслугах помочь ему уже не могли. Участь его была решена.