Книга Сорвиголова. Человек без страха - Пол Крилли

Удары прекращаются. С трудом приоткрыв один глаз, Джек видит, что его обидчики отступили. Теперь их не видно. Смертные тени убрались обратно в ад.

К нему подходит другой человек. По мокрому асфальту клацают каблуки.

Прежде Джек не обращал внимания на то, как старомодно одевается Риголетто. Этот костюм, плащ и шляпа – он будто вылез из пятидесятых. Пережиток прошлого, последний в своем роду.

И настоящий болван.

Джек смеется сдавленным, хриплым смехом, брызжа кровью сквозь сломанные зубы и порванные губы.

Риголетто в недоумении останавливается в паре метров от него, но вскоре подходит ближе, пока Джек не в состоянии разглядеть его лицо в свете фонаря.

Он хмур.

– Чего ржешь, Мёрдок? Совсем спятил?

Джек не прекращает смеяться, пока смех не переходит в кровавый кашель. Он давится и кашляет, пока не выплевывает кровяной сгусток. Вот теперь ему в любом случае конец.

Что ж, зато он выдал впечатляющую победную серию. Не каждый может такой похвастаться.

Больше не чувствуя боли, он улыбается Риголетто задорной юношеской улыбкой. Тем не менее боль на мгновение возвращается, когда Джек из последних сил заставляет сломанные кости руки сложиться в кулак, выставляет два пальца и изображает, будто стреляет в Риголетто.

Гневно взглянув на него, Риголетто достает из-под плаща револьвер – такой же старомодный, как и он сам.

– Мёрдок, какой же ты тупой сукин сын.

Риголетто сует дуло револьвера Джеку в рот. Тот чувствует на языке холод стали и привкус масла.

Конец Джек встречает с облегчением.

Глава 7

Семь лет назад

Тело Джека некому опознать, кроме Мэтта. Он – его единственный родственник.

Сначала Мэтт думает, что случилась какая-то ошибка. Не может этот труп на металлическом столе в морге быть несгибаемым Джеком Мёрдоком. Не может. Мэтт протягивает руку, чтобы прикоснуться к лицу отца, но судмедэксперт останавливает его.

– Сынок, лучше не надо, – ласково говорит он. – Тут… огнестрельное ранение.

Мэтт не может сдержать слез. Тяжело дыша, он цепляется за стол так сильно, что пальцы белеют.

В конце концов он опознает отца по старой поблекшей татуировке на плече. Мэтт чувствует чернильные линии на холодной коже отца, определяет форму изображения. Джек рассказывал, что они с матерью Мэтта сделали себе парные татуировки на выпускной. Две половинки сердца. «Полная безвкусица, – говорил он, – но мы были молоды и в то время это казалось нам самым романтичным поступком в нашей жизни».

Тем же вечером Мэтт возвращается в Мэдисон-сквер-гарден.

«Ты же знал, что так могло случиться», – думает он. Отец устроил тот разговор неспроста. Неспроста советовал Мэтту думать о будущем, уехать из Нью-Йорка. Покинуть родные пенаты. Отец знал.

Мэтт заходит в подворотню. Слышит, как на холодном ветру болтается и хлопает о крышку мусорного бака оборванная оградительная лента.

Он подходит ближе, не забывая постукивать перед собой белой тростью. Необходимости в этом нет, но делать это приходится, дабы не привлекать внимание случайных прохожих и избежать лишних вопросов.

Нужное место Мэтт определяет сразу, почуяв запах отцовской крови с легким привкусом железа. Остановившись в полушаге от темного пятна на асфальте, он набирает в грудь побольше воздуха и принюхивается. С улицы пахнет хот-догами, пиццей, карри, бараниной из греческого ресторана в паре кварталов. Он чувствует все ароматы, включая пиво и вино – красное, белое, сухое и сладкое.

Эти запахи ему не нужны, и он отодвигает их на второй план, сосредоточившись на тех, что прямо под носом. По этим запахам Мэтт может восстановить всю картину происшествия. Вот копы в кожаных ботинках. Вот пропахший хлоркой и очистителем судмедэксперт.

Мэтт медленно поворачивается вокруг своей оси. Отца определить легко. Отцовский запах он учует где угодно: смесь талька, виски и трудового пота. И грусти. Мэтт не знает, как можно унюхать грусть, но он это может.

Поверх всего этого – стойкий запах крови.

И многое другое. Порох. Оружейная смазка. Помада для волос.

Дорогой лосьон после бритья. Золотые кольца.

Эти запахи ему знакомы. Риголетто.

Он был не один.

Слейд. При каждой встрече со Слейдом от того разило креветками с чесноком – его любимой едой. Мэтт чувствует этот запах и здесь, в подворотне.

Макхейл («Олд Спайс», резкий, но неспособный перебить запах тела; пот настолько въелся в его одежду, что никакая стирка его не выводит).

Гиллиан (азиатская еда, лапша и непременная курица в кисло-сладком соусе на обед).

Анджело (фирменный лосьон и дорогой крем для лица).

Марчелло. Носатый коротышка-итальянец, постоянно хмыкающий, будто простужен (гомеопатические средства, имбирь, кора дуба, коренья, зеленый чай и подорожник от синдрома раздраженного кишечника).

Всего шестеро. Шестеро на одного.

Мэтт догадывается, что произошло. Риголетто потребовал от Джека сдать бой. Джек не стал этого делать и поплатился жизнью. Должно быть, Риголетто потерпел огромные убытки, раз решился на крайние меры.

Что ж, с сегодняшнего дня деньги станут его наименьшей головной болью.

Уже полночь, и Мэтт не видит смысла ждать.

Позади годы тренировок. Стик всегда напоминал, что обучает его ради какой-то высшей цели, и Мэтт чувствует: вот она, эта цель. Карать тех, кто преступил закон.

Мэтт надевает старую отцовскую мотоциклетную куртку, бордовую, в темноте кажущуюся почти черной. В шкафу он находит лыжную маску и натягивает на голову. Лицо чешется, но он не обращает внимания. Довершают боевое облачение джинсы и кроссовки, и, наконец, старая бейсбольная бита, давно пылившаяся в кладовке.

Мэтт решает передвигаться по крышам. Так удобнее. Никто не мешает, ни перед кем не нужно притворяться. А главное – никто его не видит.

Это важно. Если он попадется кому-нибудь на глаза, ненужных вопросов не избежать. Он и сам не может понять природу своих способностей, а уж объяснить другим – и подавно не получится.

Первый след он берет легко. Комбинация «Олд Спайса» и кисло-сладкой курицы встречается нечасто. Гиллиан и Макхейл почти всегда вместе, словно киношные копы-напарники. Они даже одеваются в одинаковые жеваные костюмы, постоянно заляпанные едой.

Мэтт обнаруживает их в баре на Западной Сорок первой и наблюдает за ними с крыши противоположного здания. Он слышит их голоса. Гангстеры смеются и травят пошлые анекдоты за пивом и виски.

– Видел, что с его глазом стало?

Это Макхейл. Его легко опознать по сильному бронкскому выговору.