Книга Три четверти - Анна Красильщик

— Они просто уже старые, — сказала я, а Сыроежка захихикала.

— Кызя.

— Сама кызя.

Воробей обиделась и собралась уходить, но как раз в этот момент к нам подошли Кит, Овца и Головастик.

— Слышьте, дело есть, — сказал Кит.

— Ну?

— Короче, мы придумали, что у нас будет тусовка.

— В смысле огонек? — предположила я.

— Че, дура? — сказал Овца.

Но Кит его двинул локтем, и он заткнулся.

— В смысле у нас будет тусовка. Мы будем собираться после уроков и тусоваться. Парни с девушками.

— Как это «парни с девушками»? — переспросила Воробей. — Типа вы хотите с нами загулять?

— Сечешь, Воробьиха, — Кит засмеялся.

— Короче, вот, — зачем-то подытожил Овца.

— И кто с кем будет гулять? — спросила Сыроежка.

— Давайте на камано-нагано? — предложил Головастик.

— Че, совсем кызя? — сказал Кит.

— А чего?

— Короче, насчет этого подумайте, а завтра после уроков обсудим.

На этом Кит, Овца и Головастик ушли, а мы остались решать.

— Везет тебе, Воробьиха. Тебе Головастик нравится, а ты ему. Никаких вопросов. А нам что делать? — спросила Сыроежка.

— Что-что, он же сказал: камано-нагано.

— А если мне Овца выпадет? — спросила я.

— А если мне? Деловая такая, — отрезала Сыроежка.

— Короче, варианта другого нет. Скидывайтесь.

Мы с Сыроежкой потрясли кулаками и хором начали:

— Камано-нагано, чи-чи-ко…

Оба кулака расправились в бумагу.

— Чи-чи-ко…

Ножницы.

— Чи-чи-ко…

Моя бумага обернула камень Сыроежки. Йес!

— Везет тебе, Килька, — злобно сказала Сыроежка. — А мне с Овцой лизаться. От одной мысли блевать хочется: у него все губы обкусанные и изо рта тухлятиной воняет.

Мы что, будем целоваться с ними? — обалдела Воробей.

— А ты как думала? Что еще, по-твоему, значит «гулять»?. — огрызнулась Сыроежка.

— Может, откажешься? — спросила Воробей.

— Ага, и тусоваться с Пуканом? Ну уж нет.

Я ничего не сказала, но сердце билось как бешеное. На следующий день Кит прислал записку с вопросом, что мы решили. Я так и не поняла, нравится ему, что выпала я, или нет, но явно недоволен он не был. После уроков мы договорились встретиться в спортзале. Чтобы учительница физры ничего не подумала, сначала туда пошли мы с Сыроежкой и Воробьем.

— Чего вам, девочки? — Физручка складывала маты в угол, один на другой. В зале воняло потом и пылью. Учительница нагнулась, в дырке мелькнули бежевые трусы.

— Да мы хотели в бадминтон поиграть.

— Вы мои умницы. Только зал потом заприте, ключ в дверях.

И она вышла, подтягивая на ходу лосины.

Мы сели на маты, а Сыроежка принялась кувыркаться на брусьях: это у нее получалось довольно здорово.

— Килька, ты целовалась когда-нибудь?

В старой школе Алеша Тананыкин один раз поцеловал меня в щеку. Но сказать, что я никогда не целовалась, почему-то было стыдно.

— В каком-то смысле да.

— То есть?

— В щеку.

— Это не считается. Правда, Воробей?

— Не считается. Мне девчонки во дворе рассказывали, что настоящий поцелуй называется взасос.

— Да, потому что они сосут друг другу языки.

— Гадость какая. Они же все в слюнях.

Пока мы все это обсуждали, в зал пришли Кит, Головастик и Овца.

Кто-то предложил обложить брусья матами. Один положили вниз, другой сверху на перекладины, а из остальных сделали стенки. Получился такой домик, и даже уютный. Кит запер зал изнутри и велел Головастику погасить свет. Стало темно и немного страшно. Мы залезли внутрь. Воробей с Головастиком сели в правом углу, Сыроежка и Овца посередине, а мы с Китом слева. Я чувствовала запах носков Овцы, от этого немного кружилась голова и подташнивало. Овца захихикал и хрипло сказал:

— Ну че? Целоваться будем или глазки строить?

— Да отвали ты, — ответила Сыроежка.

Тогда Овца обхватил ее рукой за шею и начал целовать в рот.

Мы все заржали, но Кит прикрикнул:

— А ну заглохли, а то к потомникам пойдете.

Кит взял меня за руку и прижался губами к моим губам. Я подумала, что сейчас он засунет язык мне в рот, но почему-то он не стал это делать. Или просто не успел.

— Кто тут? — Снаружи кто-то начал колотить в дверь зала и дергать ручку.

— Тихо, — шепнул Кит, хотя мы и так молчали.

— Сейчас же откройте дверь! — раздался голос Мочи. Мы тихо перетащили маты на место. Овца зажег свет, и он противно впился в глаза. Кит открыл дверь.

— Привет, пап.

Чего это вы? Физкультурой решили позаниматься?

— Да, в бадминтон играли, — объяснил Овца.

— Молодцы! Ну, пойдем домой, Китик, уже поздно. Физкультпока, ребята.

Моча с Китом ушли, и мы даже не успели попрощаться.

* * *

Весь вечер я была как пьяная. По крайней мере взрослые, когда выпьют, ведут себя точно так же: шатаются, странно говорят и по-идиотски улыбаются, даже если совсем не смешно.

— Ты сегодня какая-то странная. Все в порядке? — спросила вечером мама.

— Все нормально, — ответила я, хотя вид у меня был загадочней некуда.

— Что в школе?

— Ничего особенного.

— Какие отметки?

— Да особо никаких.

— Ты хоть что-нибудь можешь рассказать?

— Да нечего рассказывать.

— Ясно. — Мама поставила передо мной тарелку с оладьями и сняла фартук. — Не хочешь разговаривать, не надо, — сказала она и вышла из кухни.

Так что ужинала я в одиночестве.

Весь вечер в постели, уже погасив свет, я играла в подушку. Я представляла себе, что Кит обнимает меня и целует, и шептала от его имени:

— Килька, я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

— Ты очень красивая.

* * *

Мы с Китом стали гулять. Официально. Мы даже ходили по коридору в обнимку. Однажды какой-то третьеклашка засмеялся и закричал что-то типа: «Тили-тили-тесто, жених и невеста». Кит погнался за ним, зажал в углу и схватил за шиворот:

— Еще раз возникнешь, получишь по яйцам. Третьеклашка заплакал и убежал.