Книга Профессиональный некромант. Мэтр на охоте - Александра Лисина

— Я тебя уничтожу!

— Чем? — снова рассмеялся я, с удовлетворением отметив, как ярость в глазах жертвы уступает место неуверенности. — Черная башня не жалует светлых магов. Эти стены хорошо экранированы и прекрасно гасят любые звуки. Так что не переживай: нас с тобой никто не услышит. А если учесть, что мы находимся не в обычном подземелье, а в старом секторе, куда уже полвека никто не заглядывал… О, я вижу, у тебя созрел первый вопрос.

— Что ты со мной сделал?! — взвыл пленник, запоздало обнаружив, что у него больше нет возможности обращаться к дару.

— Ты все-таки заметил… Ничего страшного: обычное заклятие рассеивания, которое я повесил возле полигона и в которое вы с другом так неосмотрительно влипли, оставив мне в дар полнехонькие накопители.

— Врешь! У него строго направленное действие!

— Кто тебе сказал? — удивился я. — Так в учебнике написано? Спешу тебя огорчить — есть способы растянуть это заклинание по площади. Правда, это требует большего количества энергии, но при наличии накопителя нет ничего невозможного. Кстати, не рассчитывай восстановить резервы — под столом расположен темный алтарь, который мигом съедает все появившиеся излишки. А если я продержу тебя над ним чуть дольше, чем это допускают правила приличия, от твоего дара останется перегоревшая головешка, в которую сам ректор не сумеет потом вдохнуть жизнь.

— Ты не посмеешь! Нас все равно найдут!

— А разве кому-то придет в голову вас искать? До утра, можешь мне поверить, вас никто не хватится. Твои приятели, оставшиеся на полигоне, твердо уверены, что ты сейчас занят с сопляком-первогодкой и его темным дружком. Собственно, так оно и есть, с одним только ма-а-аленьким уточнением.

— Тварь! Когда я вернусь, ты пожалеешь!

— А кто сказал, что ты вернешься? — удивился я, потянувшись за скальпелем. — Разве я обещал, что к рассвету ты останешься вменяемым? Напомнить тебе, в кого превратились твои подельники, устроившие большой бум в старом святилище?

Вот теперь светлый тревожно замер.

Конечно, про тех идиотов и оракула он был в курсе: их пропажу академия обсуждала на протяжении целой недели. Ректор прилюдно объявил об отчислении четырех отпрысков довольно знатных семейств, но причин, ясное дело, не пояснял — обошелся расплывчатой формулировкой «из-за несоответствия потребностей обучаемых и возможностей академии». Однако слухи все равно распространялись: чтобы успешных молодых магов так неожиданно выдворяли за ворота, да еще по столь непонятной причине? Естественно, народ сомневался.

— Откуда ты знаешь про святилище?!

Я ласково улыбнулся.

— А откуда я знаю про твоих друзей, которые сейчас двух слов связать не могут?

— Ты блефуешь.

— Разве? — Я наклонился к его лицу, на котором выступила холодная испарина, и внимательно всмотрелся в темные, расширенные в панике зрачки. — Ты действительно хочешь это проверить?

В его глазах мелькнул и пропал мимолетный страх, а затем на бледных губах появилась вызывающая ухмылка.

— Ты точно блефуешь! Ты светлый, Невзун! У тебя рука не поднимется!

Я пожал плечами и быстро провел кончиком скальпеля по непроизвольно напрягшемуся животу пленника. Видеть происходящее он не мог — мешало обездвиживающее заклинание. Увернуться или как-то повлиять на меня — тоже. А вот подключить воображение и пофантазировать в свое удовольствие — сколько угодно. И он, судя по исказившемуся лицу, отлично с этим справлялся.

— Боль я тебе отключил, — скучным голосом обронил я, проводя по животу второй раз и чуть отводя голову от брызнувшей вверх струйки крови. — Поэтому сойти с ума ты не сможешь. Но легкую чувствительность вернул, чтобы ты осознавал происходящее. Рот, извини, снова заткну, чтобы ты не вопил мне под руку. Потом поделишься впечатлениями. А я с твоего позволения займусь твоим убеждением.

Пока мои руки порхали над неподвижным телом, лицо становилось все более безмятежным. Дело было привычным, знакомым до последнего движения. Два продольных разреза, отвратительный звук расходящейся под ножом кожи, стекающая по бокам вязкая жидкость, легонько щекочущая намокшие волоски, затем развести края получившихся ран, с равнодушным видом вытащить из одной склизкую петлю — так, чтобы ее было хорошо видно тяжело дышащему шестикурснику. С чавкающим звуком бросить ее ему на живот, демонстративно не заметив, как недавняя уверенность в глазах дурака сменяется животным ужасом. Игнорируя его распахнутый в беззвучном крике рот, достать из второй раны еще одну петлю, придирчиво рассматривая ее цвет и подчеркнуто не реагируя на запах.

Я был настолько убедителен, насколько вообще мог себе позволить, несмотря на то что держать столь подробную иллюзию перед глазами стремительно сереющего мальчишки оказалось довольно трудоемким делом. Кровь, стекающая по моим рукам, должна была выглядеть настоящей. Лежащие перед самым его носом внутренности — тем более. Он должен был чувствовать, что они там есть. Обонять не самые приятные в мире ароматы. Не видя всех подробностей, догадываться, что я творю с его беспомощным телом. Но главное, он должен был верить в то, что это с ним действительно происходит.

Да, это жестоко — измываться над сознанием перепуганного подростка. Но не хуже того, что творил он. В отличие от моих, наносимые им раны были совершенно реальны. И измывался он над беспомощными детьми, у которых не было ни единого шанса. Я же не причинял ему боли. Не получал от происходящего радости. Я всего лишь вернул ему старый долг и сделал это гораздо более милосердным способом, чем мог бы.

Удовлетворившись выражением глаз светлого, я снова склонился над ним и все тем же скучающим голосом поинтересовался:

— Тебе достаточно доказательств серьезности моих намерений или мне продолжить?

— Не надо! — хрипло прошептал шестикурсник, в ужасе уставившись на мое забрызганное кровью лицо. — Не надо… Я все расскажу! Что ты хочешь?

— Мне нужно знать, кто обучает вас некромантии, — ровно сообщил я. — Кто дал вам возможность изучать на практике ритуалы жертвоприношения? Кто позволил использовать в них первокурсников? Для чего ему все это понадобилось? Вы ведь не сами это придумали, верно?

Он облизнул пересохшие губы.

— Я не видел его. Кто-то из преподавателей, мне так кажется, но точно не знаю — он скрывает ауру и никогда не общается напрямую.

— Естественно, — согласился я. — Он ведь не дурак. Почему ты уверен, что это именно простой преподаватель, а не, к примеру, ректор?

— Это кто-то, кто хорошо знает наш распорядок. Видит регулярно наши ауры. Думаю, что он общается с каждым из нас едва ли не каждый день. Для ректора он слишком хорош, хотя… Я уже ничему не удивлюсь. Ему ведь не все подходят: говорят, он приглашает лишь тех, кто больше других способен к темному искусству.

— Почему? — насторожился я.

— Не знаю. Но нас же не зря обучают именно этому?