Книга Бунт пупсиков - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нас нет велосипедов!
– А мы купим! – сказала мама, и дети сразу навострили уши. Идея им понравилась. Ради такого случая очень даже стоило смыть ключи от автобуса в унитаз.
– Хочу велосипед!
– И я!
– И я!
Папа представил, что ему придется покупать девять велосипедов, и дипломатично ответил:
– Я обдумаю ваше предложение.
– Когда ты говоришь «обдумаю», это значит «нет», – заявил с лестницы Петя.
– Хорошо. Мы сделаем это постепенно.
– Ага, постепенно! Сегодня седло, завтра руль, через две недели педали?
– Так! – сказал папа мрачно. – Это что, бунт пупсиков?! Велосипеды мы будем покупать по мере появления денег. И желательно бэушные, по газете! Бэушные велики иногда лучше новых, потому что люди часто устанавливают на них кучу оборудования, а потом отдают его просто так.
Прошел час. Ключи уже никто не пытался искать. Уверенный, что их смыли, папа собрался идти разыскивать механика, но перед этим мама надумала накормить его пельменями, чтобы он был добрее.
Она открыла морозильник, и первое, на что наткнулась, были ключи от машины, покрытые белым слоем изморози.
– Ты это видел? Кто их туда засунул? – пораженно спросила мама.
– О нет! – воскликнул папа. – Это, кажется, я положил! Хотел лед достать, когда Саша себе палец поранил. А ключи, видимо, в руке были. Ну я их и положил машинально, чтобы не мешались.
– А что же тогда Рита смыла? Рита, что ты смыла? Что такое «кыкыкы-пып»? А? – спросила мама.
Все уставились на Риту, а она расхохоталась и куда-то убежала, гулко топая по лестнице пухлыми ножками.
Зверье мое
– Давайте заведем у нас в подвале мышей, тогда и кошку надо будет заводить! А что, мой план не гениальный? Ответь: почему?
В семье у Гавриловых всегда было много домашних животных. Это шло от мамы, которая в детстве водила бездомных собак на резинке от трусов. При этом мама все время притворялась, что животных терпеть не может, что они ей только навязались на голову, но при этом никогда не мешала детям заводить новую живность.
Это была мамина тактика. Вначале скажет: «Ой, какой милый бегемот!» – потом поощрит Катю привести бегемота домой на веревочке от ключей, а потом, когда бегемот что-нибудь разнесет, будет ворчать, что не она завела бегемота и что она была против.
Большинство животных считались Катиными. Говорили: «Катины крысы», «Катина морская свинка», «Катина черепаха». Это было выгодно: остальным можно было ныть, что вот у Кати есть крысы и черепаха, а у меня нету… Нечестно! Давайте заведем еще сорок крыс и черепах, но они будут уже не Катины, а мои! И каждая черепаха, конечно, запомнит, кому она принадлежит, и, возможно, даже станет носить выгравированную на панцире у сердца фотографию хозяина.
Как-то утром мама купала Риту и Костю, а Саша бегал и забрасывал в ванну резиновые тапки. Потом он попытался напустить в воду уксуса, чтобы проверить, растворятся Рита и Костя или нет.
Папа посадил Сашу на стул думать над своим поведением, а сам отправился дописывать повесть. Саша сидел на стуле и подвывал. Потом стал двигать стул по деревянному полу, производя кошмарные звуки. Папа выносил эти звуки минут пять. Потом вышел и строго сказал:
– Ты подумал?
– Подумал.
– И что ты подумал? Какое у тебя поведение?
– Плохое.
– А выводы какие?
Саша сопел. Выводов у него не оказалось.
– Вывод, что ты больше не будешь так делать! Согласен?
С таким выводом Саша согласился, и папа с облегчением поручил его Кате и Вике, которые как раз собрались гулять:
– Только держите его за руки и переходите улицу на зеленый свет!
– На зеленый нельзя! – мгновенно заявил Саша.
– Почему?
– Машины на какой свет едут? На зеленый! Значит, люди должны идти на красный!
– Машины едут на свой зеленый, а у людей в это время свой красный.
– А если люди подумают, что зеленый машин – это их зеленый? А машины подумают, что их красный – это красный людей? – уточнил Саша, любивший во всем строгую системность.
Папа вконец запутался, потому что вспомнил, что ведь бывает еще зеленая стрелка, на которую автомобили поворачивают. И что некоторые машины не пропускают пешеходов, и тут уже совсем не ясно, как объяснять.
– Знаешь, ты просто держи сестер за руки и делай все как они! – сказал он.
Саша взял Катю и Вику за руки, и они отправились бродить по городу. За ними увязались три собаки, жившие на Виноградной улице, – Табуретка, Мальчик и Малыш.
Табуретка была очень длинная собака на коротких ножках. Такая длинная, что порой казалось, что в ней объединились все таксы в мире. Малыш – среднего размера, грязно-белый, а Мальчик – тот лохматый теленок, который лаял басом. Убеждая собак не составлять им компанию, Катя и Вика топали на них ногами и бросались землей, но собаки сделали вид, что ничего не заметили, и все равно увязались.
Обычно Табуретка, Мальчик и Малыш сидели на Виноградной и покидали ее редко, потому что город был разделен между враждующими кланами собак, которые чужакам могли и уши отгрызть. Но когда кто-то из детей шел в город, Табуретка, Мальчик и Малыш решали, что вот, наша стая идет на охоту, нас теперь много, мы крутые, и отправлялись следом. Они перебегали дорогу, облаивали машины, влезали в драки с посторонними собаками, и детям то и дело кричали со всех сторон «Уберите ваших псов!», хотя это были вовсе не их псы.
Вот и сегодня все закончилось тем, что Мальчик утащил у торговки селедку с весов и, спасаясь от погони, метнулся через дорогу. За Мальчиком, поджав хвосты, кинулись Табуретка и Малыш. Саша хотел было последовать за ними, но Катя и Вика не выпустили его рук.
– Спокойно! Идем дальше, как будто ничего не случилось! – сказала Катя, быстро утаскивая Сашу за угол. Выглянув из-за угла, она с облегчением убедилась, что торговка смеется и, кажется, готова простить Мальчику селедку.
– Это свинство! Не надо было брать с собой этих собак! – сказала Вика.
– А мы брали? Я, между прочим, в них землей кидалась! Вон у меня ногти грязные! – возразила Катя.
Город они знали еще плохо, но с каждым днем узнавали все лучше. Он делился трамвайной линией на две части – курортную и некурортную. Они жили в некурортной. Все главные улицы сохранили прежние названия: Крупской, Дмитрия Ульянова, Интернациональная, 60-летия Октября. А между бесконечными родственниками Ульяновых и прочими Марксами разбегалось множество переулков и улочек – Персиковые, Дачные, Яблочные, Вишневые, Вольные, Морские.