Книга Подруга детства - Кейт Вудсток

Все расселись, причем Дейзи оказалась на узкой стороне стола, то есть на самом дальнем расстоянии от Урсулы и на приличном удалении от Элеоноры и Мориса. Морис, впрочем, тут же передвинул свой стул, однако не к невесте, а к маме поближе. Ужин начался. Печальный лакей налил Дейзи мятного ликера, который она всю жизнь терпеть не могла, и положил на огромную тарелку тонкий лепесток ростбифа. Потом рядом плюхнулись три крошечные картофелины размером с редиску, неаппетитная кучка протертого шпината и порция омлета.

Дейзи боролась с убегающим по тарелке картофелем и старательно прислушивалась, не обратится ли к ней Урсула, однако мать с сыном полностью погрузились в беседу, и лишь позвякивали вилками, о чем-то переговариваясь с видом заговорщиков. Зато тетя Элеонора с рекордной быстротой расправилась со своей порцией, после чего грохнула своей клюкой об пол, и когда печальный лакей материализовался у ее кресла, заявила в полный голос:

— Теперь, когда с выпендрежем покончено, неси поесть, мой милый. Дейзи, детка, как ты относишься к оладьям, пюре и копченой грудинке?

Звяканье на другом конце стола настороженно притихло. Дейзи проглотила слюну и солнечно улыбнулась.

— Я люблю пюре. Мой дед всегда делал его сам. Говорил, все дело в молоке. Если вливать слишком горячее, картофель посереет.

Элеонора одобрительно кивнула.

— Точно. Милок, неси нам с девочкой по полной порции. Ты пьешь портвейн?

— Нет, я как-то…

— Правильно. Старушечий напиток. Но я выпью, мне можно. А тебе советую сидр — его привозят нашему политикану благодарные избиратели.

— Тетя!

— Элеонора!

— Как, вы все еще здесь?! Надо же, я думала, вы уже объелись и ушли. Дейзи, детка, ну их, расскажи мне о себе.

Пюре оказалось выше всяких похвал, сидр благоухал яблоками, а Элеонора оказалась чудесной старушенцией. Лед, сковавший Дейзи в начале визита, стремительно таял, и вскоре она уже взахлеб рассказывала старухе о своих сотрудниках и о том, как замечательно они проработали все эти годы.

Элеонора кивала, вставляла реплики, но потом неожиданно тяжело поднялась со своего стула и сурово заявила:

— Все. Я иду спать. Режим надо соблюдать. Дейзи, я была рада поболтать. Ты хорошая девочка, мне будет жаль, если мы больше не увидимся, но, с другой стороны, так будет только лучше.

С этими странными словами старуха покинула столовую, а Дейзи замерла, ощущая на себе взгляды Урсулы и Мориса. Есть и смеяться расхотелось. За окнами стемнело, и почему-то мысль о том, что ей придется жить в этом доме, вызвала у Дейзи ужас.

Где-то в углу хрипло каркнули часы — и начали отбивать удары. Дождавшись одиннадцатого, Дейзи вскочила едва ли не с неприличной поспешностью.

— Боже, уже так поздно!

Урсула сверлила ее взглядом и молчала, но Морис поспешил подать ей руку.

— Уже уходишь? Этот вечер пролетел так быстро.

Она едва удерживалась, чтобы не съязвить, однако присутствие Урсулы заставляло держать себя в руках. Чопорно раскланявшись с потенциальной свекровью, Дейзи отправилась на выход в сопровождении Мориса. Уже у самой двери светлокудрый красавец привычно склонился над ее рукой. Чарующий голос заставил сердце Дейзи смягчиться.

— Прости меня, ты совсем измучилась. Пойми, мама хочет нам счастья, но естественная ревность… Я просто не мог оставить ее одну. Дейзи, киска, я клянусь, что сделаю тебя счастливой!

Через мгновение они целовались, и это было здорово, так что Дейзи простила любящего сына Урсулы, да и саму Урсулу тоже. В конце концов, все свекрови с подозрением относятся к невесткам. Так уж заведено. А тетка Элеонора — отличная старушенция, с юмором и без капли притворства.

— Жаль, что не было твоего отца.

— Мне тоже. Я его почти не вижу. Он все время в Вашингтоне. Ты позвонишь, когда доедешь?

Дейзи пулей вылетела из дома, пробежала по дорожке и через пару минут уже с облегчением неслась на такси домой. Она даже забыла обидеться на Мориса за то, что этот… жених не удосужился посадить ее на машину!

Дело было в том, что Дейзи страшно хотела в туалет, однако даже представить себе не могла, что можно поинтересоваться об этом важном заведении у Мориса или Урсулы.

Как они будут жить вместе, вот что интересно. Ведь тогда и туалет у них будет общим…

— Ну как тебе?

— Какая-то субтильная. Кудряшки, румянец… Ничего особенного.

— Мамуля, я ведь не кобылу для скачек выбираю.

— Дорогой, я просто волнуюсь за тебя. Жить с нелюбимым человеком…

— Мама, не начинай. Она из хорошей семьи, ты их знаешь…

— Да уж! Старый Сэнд начинал буровиком на норвежских нефтяных станциях.

— Ты же дружила с ее матерью!

— С этой деревней? О чем ты говоришь, Мори. Ее мамаша всю жизнь мечтала о высшем обществе, а сама не знала, с какой стороны салфетку положить. Ладно, не о том речь. Ты говорил с Гамбсом?

— Он уже все подготовил. Отличный контракт. Все состояние передается в совместное владение. В случае инициативы развода с ее стороны через год и меньше — мне три четверти, больше года — половина.

— Погоди, от Гамбса я ждала большего!

— И ты не торопись. Бумажка хитрая. Она так составлена, что существует страховка от развода. Достаточно передать мне все права, как мужу. Я становлюсь владельцем всего состояния моей жены при условии, что не разведусь с ней. А я с ней не разведусь.

— Но она ведь тоже может…

— Говорю же, тогда делим. Ничего, три четверти ее состояния — это тоже не кот начхал.

— Мори, а ты выдержишь?

— Не волнуйся, я готов на жертвы.

— Мой дорогой, но ведь вполне может случиться, что у вас будут дети…

— О нет. Я об этом позабочусь. К тому же она не из тех, с кем мне хотелось бы делать детей… прости, мамуля. Я вообще этих детей терпеть не могу, честно говоря.

— Мори, я переживаю за тебя.

— Лучше уйми тетю. Она совершенно распоясалась.

— Хорошо, мой милый. Спокойной ночи, мой маленький.

— Приятных снов, мамочка.

Гас Уиллис сидел за столом и методично подкидывал спичечный коробок согнутым пальцем. Коробок неизменно падал на широкую грань, но Гаса это почти не волновало. Совсем не волновало.

Он пытался не думать. Пытался относиться к этому спокойно. Искал хорошие стороны. Снова и снова хватался за книги.

Все было тщетно. Перед глазами стояло одно и то же — хлыщ Эшкрофт обнимает Дейзи. Целует ее. Они в одной постели. Они на крыльце церкви. Они в машине. Эшкрофт лапает Дейзи за грудь. Снова целует ее на глазах у всех. Дейзи смеется безжизненным, чужим смехом, и лицо у нее чужое, неживое.