Книга Ярость жертвы - Анатолий Афанасьев

— Что это с ним? — спросил я у капитана. Но за него ответил сержант.

— Оказывал сопротивление, — заметил веско. — Вот и пострадал маленько.

За руку я вывел Яшу на улицу, в прохладный ночной мрак, но заговорил он только в виду родного подъезда. Вырвался из наших с дядей Ваней дружеских рук и грозно объявил:

— Уеду! Завтра же уеду из этой проклятой страны!

— Вот оно как! — удивился дворник. — И куда же направишься, Яша?

— С тобой я вообще не разговариваю, старый дурак. А тебе, Саня, скажу. Днями получу ангажемент, мне твердо обещали, уеду в Европу, оттуда пришлю приглашение. Ты меня вырвал из рук палачей, и этого я тебе не забуду.

— В чем же я-то виноват, — поинтересовался дворник. — Я тебя ждал, ждал…

— Ты сколько денег дал, ты считал?

— Как сколько? Ровно на бутылку, еще с прикидом.

— И с прикидом?! Представляешь, Сань, две тыщи затырил, жлобина, понадеялся, так отпустят по знакомству. Из-за этого я там и заторчал.

— Ну ладно, — сказал я, — вы разбирайтесь, а я пошел. У меня гости.

Дверь я не стал отпирать, позвонил. Катя спросила: «Кто там?» — и тут же отперла, не дожидаясь ответа. Кинулась мне на грудь. На ней ничего не было, кроме моей пижамной куртки.

— Сашенька, я, наверное, сделала большую глупость! Ты простишь меня?

— Весь коньяк выпила?

Оказывается, пока меня не было, телефон названивал не переставая. Катя не выдержала и сняла трубку. Думала, может, что-то срочное и важное. Вышло и то и другое. Женщина, которая не назвалась, долго ее допрашивала, а потом велела немедленно убираться из квартиры, иначе она приедет с какими-то двумя мальчиками и те вырвут ей обе ноги, вышибут мозги и сделают еще что-то такое страшное, о чем и говорить нельзя. Эти мальчики, по словам женщины, специально обучены, чтобы учить уму-разуму молодых потаскух.

— А ты что ответила?

— Ой, Саша, я так перепугалась! Сказала, что я твоя соседка и ты пригласил меня, чтобы прибраться. Но она не поверила.

— Почему, думаешь, не поверила?

— Она сказала, что за такое подлое вранье проткнет мне сердце раскаленной спицей. Ой, Саша, она такая выдумщица!

— Ты хоть ужин приготовила?

— Конечно, все давно на столе.

Сели есть солянку, заправленную подсолнечным маслом, очень вкусную, с яйцами и ветчиной. Запивали темным «Останкинским» пивом. После всех дневных потрясений меня вдруг охватил сентиментальный порыв.

— Как-то я привык к тебе, Кать, — пробормотал я, заколдованный ее темно-блестящим взглядом. — Даже странно, как быстро.

— И я тоже.

— Если ты лгунья, то самая искусная из всех, кого я знал.

— Нет, я не лгунья.

— Может, поживешь у меня, чем бегать туда-сюда?

— Конечно, поживу, если хочешь. Это я на скорую руку стряпала, а вот посмотришь, как готовлю, пальчики оближешь. Саш?

— Чего?

— А если та женщина вдруг придет, что ты ей скажешь?

— Наденька? Нет, она не придет. Грозится только.

Катя опустила глаза в чашку. Я спросил:

— Хочешь, чтобы я про нее рассказал?

— Наверное, это меня не касается?

— Давай знаешь как договоримся?

— Как?

— Ни в чем не оправдываться. Я же не спрашиваю, кто у тебя был вчера. И ты не спрашивай. Это так скучно. Пока нам хорошо, будем вместе. Надоест — расстанемся. Может, завтра, а может, через месяц. Оба свободные.

— Я не хочу с тобой расставаться!

В таинственный мрак ее глаз я погружался все глубже, всеми жилками к ней тянулся, и вряд ли такое бывало со мной прежде.

— Кать, сколько тебе лет?

— Ты уже спрашивал — двадцать пять. Но я старше тебя.

— Почему?

— Кроме тебя, у меня больше никогда никого не будет.

Пустым обещанием она повязала меня по рукам и ногам.

Глава седьмая

…Как всякий загнанный в угол, я начал прикидывать, к кому можно обратиться за помощью. Были у меня влиятельные знакомые и среди них высокопоставленные чиновники, но в моей ситуации никто из них не годился. Даже если кто-то захочет потрудиться ради меня, то пока он будет по-российски разворачиваться и прикидывать, что к чему, меня, конечно, сто раз «поставят на правилку». Тут нужен был человек особый, с уникальными данными, и один такой мелькнул в моем помраченном сознании смутной, лукавой тенью. Гречанинов Григорий Донатович — большая шишка в КГБ, сотрудник Управления внешней разведки, однако ни чина его, ни должности я до сих пор не знаю. О том, как мы с ним познакомились и сошлись, — после, а сейчас я просто с надеждой вспомнил атлетически сложенного, немолодого человека с гипнотическим взглядом и мягкой интеллигентной речью. Гречанинов был из тех, с кем рядом остро чувствуешь, как опасна и привлекательна наша быстротекущая жизнь. Если сравнивать с навалившимися на меня оборотнями, то он был им, конечно, не по зубам.

Да, Гречанинов был тем человеком, к кому можно обратиться за помощью, и он вряд ли откажет, но… Глупо, смешно, но я все еще надеялся выкарабкаться собственными силами…

Трое суток подряд Зураб, Коля Петров и я не покидали мастерскую. Еду нам готовила Галя, супруга Зураба.

Однажды навестил нас шеф, просидел около часа, изучая предварительные эскизы, и вел себя как ни в чем не бывало. Мне сказал втихаря:

— Не волнуйся, Саша, ситуация под контролем, Гаспарян все уладил.

Увлеченные работой, мы уже не замечали, как уходит день и наступает ночь, и, сломленные усталостью, спали прямо на полу. Зураб и Коля больше не цапались, и мы стали как кровные братья, связанные опасной мечтой. Замок наших снов постепенно переносился на белые листы ватмана.

Впервые за долгие годы я опять был беспечен, как в молодости, когда будущее кажется бесконечным. Несколько раз на дню звонила Катя, и мы вели такие же разговоры, какие ведут птички на веточке. Зураб с пониманием ухмылялся, Петров морщился, а Галя, когда ей довелось услышать мою птичью белиберду, мудро заметила: «Давно пора!» — точно проводила в гроб.

На четвертый день, когда наступил вечер, она не позвонила. Шесть, семь, восемь — тишина. Я сам начал названивать, но безрезультатно. Беспокоиться пока было не о чем, мало ли какие могли произойти в ее планах изменения, к примеру, поехала домой: я ведь не спрашивал, как она объяснилась с родителями по поводу своего многодневного отсутствия. Честно говоря, оттягивал этот разговор. Вдруг окажется, что для них это очередное обыденное дочернее приключение. Думать так мне не хотелось… Но все же, если вернулась к родителям, то, в конце концов, и там есть телефон.