Книга Подвенечный саван - Татьяна Коган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ты мне тут, Заломов, детективные истории не сочиняй, понимаешь… – И Лев Григорьевич Володин привычно дернул бы шеей, как если бы ему жал воротник. – Тебе работы мало?! Так пожалуйста, загружу!..»
Вот так приблизительно отреагировал бы полковник. И Саня его понимал тоже. Никто не хотел понимать его сердце, тревожно сжимающееся от нехорошего предчувствия. Никому не было дела до его опасения, что подобных совпадений не бывает.
– Ладно, пошел я, – проворчал Жэка, привычно почистив зубы пальцем, выдавив в рот зубной пасты. – Ты только это… Без самодеятельности тут. А то, смотри, Лерку пришлю.
– Зачем?! – тут же перепугался Лавров.
Лерка всегда напоминала ему торнадо – опасное, неумолимое, разрушительное.
– Чтобы поухаживала за тобой. И вообще… Я тебя за язык не тянул. Ты сам сказал, что уж лучше на Лерке моей женишься, чем…
– Да иди ты! – поморщился Лавров, сожалея о вырвавшихся у него словах, теперь пристанет.
И Жэка пошел совершать поквартирный опрос, который он, к слову, едва начал до визита к нему.
Лавров прибрал в кухне и снова полез на диван под одеяло. Голова просто разламывалась. Зря он не послушался докторов и молоденькую медсестричку, советующую ему еще пару дней полежать в больничке. Что-то с его башкой не так.
Он уснул мгновенно и увидел странный сон, где Горелов бежал от мужика с оторванной головой. Лавров-то точно знал, что голову мужику оторвало гранатой при задержании, и знал, что бежать мужик не может – он мертв. А он все равно бежал! И догонял бедного Игоря Васильевича. Лавров нервничал и пытался успокоить соседа. Пытался ему крикнуть, чтобы он не бежал в сторону оврага, навстречу своей гибели. Но слова булькали в горле и не вырывались наружу. Лавров нервничал, судорожно открывал и закрывал рот, но вместо слов с языка вдруг начали срываться почти соловьиные трели. Протяжные, заливистые…
Он дернулся в изнеможении и открыл глаза.
Это не он пел соловьем, это его дверной звонок надрывался.
– Ох, господи, – выдохнул он.
Облизал пересохшие губы, свесил ноги с дивана, заморгал, привыкая к темноте. Он долго проспал. За окном стемнело. И кажется, давно. Черный квадрат за его стеклами поделило ячейками светящихся окон высоток их микрорайона. Охая, Саня поднялся, нашарил выключатель на стене, включил свет. Черный ячеистый квадрат за стеклами сразу отодвинулся, сделавшись почти невидимым. Надо бы купить шторы, вдруг подумал он, впервые ощутив странную незащищенность, как если бы он вдруг оказался на сцене совершенно голым. Хотя он почти голым и был, из одежды на нем сейчас были только короткие шорты.
Лавров пошел, по-стариковски шаркая, в прихожую. Тот, кто терзал его дверной звонок, был настырным. Вряд ли это Машка, подумал Саня, поворачивая головку замка. Она бы смирилась и ушла. Или бы перезвонила на домашний.
Он открыл дверь и едва не ахнул. На пороге стояла Лерка Заломова! В тесных джинсах, заправленных в короткие сапожки на невероятно высоких каблуках, короткой куртке, обнажающей голый пупок, в котором что-то поблескивало, яркий шарф вокруг шеи. В одной руке у Лерки была спортивная сумка, в другой большущий, явно тяжелый пакет.
– Привет! Я зайду? – произнесли невероятно пухлые Леркины губы. – Я зайду…
И зашла. Двинула попкой, захлопывая дверь, уставилась на Лаврова черными огромными глазищами. Губы ее при этом беззвучно шевелились. Может, он оглох? Она что-то говорит ему, а он не слышит! Наверное, он оглох от травмы головы!
Потом только сообразил, что Лерка жует жвачку. Понял, когда она, швырнув сумку и пакет ему под ноги, произнесла со снисходительным вздохом:
– Я поживу у тебя какое-то время.
Тут же понял, что именно она сказала, и похолодел.
– Как это поживешь?! – Лавров привалился к двери туалета, вытаращившись на позднюю гостью. – Что значит поживешь?!
– Поживу – это значит, что стану приходить сюда после универа, уходить отсюда в универ, стану пользоваться твоей посудой, туалетом, ванной комнатой и спальным местом, – «молния» на ее куртке с визгом пошла вниз. – Есть возражения?
– Есть, конечно! – Лавров резко выпрямился, преграждая путь нахалке. – С какой стати?! С чего ты решила, что можешь пожить у меня?!
Лерка даже бровью не повела, стянула с ног короткие сапожки на шпильках, присела перед сумкой, порылась в ней, достала домашние тапочки цвета апельсина, выпрямилась. Роста она была небольшого, а без каблуков едва доставала макушкой Лаврову до подбородка, но смотрела сейчас на него так, будто была выше его на полметра.
– Это не я решила, Лавров, а батюшка, – ответила Лера.
– Что он решил?!
Саня сжал кулаки. Окажись тут сейчас Жэка, он бы ему по горбу врезал точно.
– Сказал, что за тобой надо присматривать – раз. Что ты нуждаешься в уходе – два. И что тут у вас что-то такое намечается, чему должен быть свидетель или независимый эксперт, назови, как хочешь, – отчеканила Лера, уверенно отстранила его и пошла в комнату со словами: – Вещи занеси.
Лавров недоуменно глянул на сумку и пакет и заорал ей в спину:
– Что в сумке, Лера?!
– Мои шмотки. Там немного, не пугайся.
Я вообще-то ненадолго. – Лерка встала на пороге его комнаты, подбоченилась, произнесла с сожалением: – Живешь, как кочевник, Лавров!
– Как хочу, так и живу! – огрызнулся он из прихожей, все еще не решаясь поднять ее вещи. – А в пакете что?
– В пакете жрачка. Что-то купила по дороге. Что-то мать собрала.
– Мать?! Собрала?!
Это был нонсенс! Бывшая Женькина жена Лаврова на дух не переносила. Она его не каждый раз в квартиру пускала, называя собутыльником и прощелыгой, а тут собрала еды?!
– А что? Не веришь? – Лерка насмешливо глянула на него через плечо.
– Не верю.
Вот чисто из любопытства, больше не из каких других соображений Саня поднял пакет и понес его в кухню. И принялся выкладывать на стол контейнеры, пакеты и пакетики. Апельсины, яблоки, понятно из магазина. Колбаса и сыр оттуда же. А вот салат, котлеты, замороженный суп и фаршированные блинчики – это уже явно домашнее.
Что могло случиться с Женькиной бывшей, что она так расщедрилась?
– Замуж она собралась, Саня, – пояснила полчаса спустя Лерка, перемывая всю его посуду заново, не понравилось ей, видите ли, состояние его тарелок. – Избранник без жилплощади. К отцу мне нельзя, поубиваем точно друг друга. Стало быть, надо меня пристраивать где-то еще. Подслушивала под дверью, когда отец мне твою историю выкладывал. И воодушевилась. Все просто, Саня. Расчет! Грубый расчет движет моей матерью, никаких симпатий, вдруг появившихся на твой счет.
– Ну а я-то тут при чем?! – возмутился Лавров, активно поглощая блинчики с яблоками.