Книга Чистилище. Книга 1. Вирус - Валентин Бадрак

– Ну, а как бы ты узнал, что те, ранее прожитые дни, прекрасны?

Лантаров опять задумался.

– А что тот мужик, который сломал позвоночник, как он занимался?

– Дикуль, что ли?

– Наверное. Я не помню.

– Ну, хорошо, слушай. Жил себе паренек, не особо счастливо, потому что мама у него умерла, а отца – убили. Но, перебиваясь по детдомам, он не унывал: увлекся цирком, подрабатывал там по мелочам. А заодно над своими трюками работал, занимался гимнастикой и акробатикой. Парню еще пятнадцати не было, когда лопнула страховочная перекладина, и он – хлоп! – из-под купола цирка о землю. Но не погиб, а сломал позвоночник, врачи ему пророчили инвалидную коляску до конца жизни. Но Дикуль – парень стойкий оказался, что называется, крепкий орешек. Стал себя истязать занятиями: гантелями, придумал через блоки задействовать в упражнениях ноги, которые он даже не чувствовал. Медики твердили: «Парень, успокойся, это – пустое!» Короче, отказались от него. А он – ни в какую! Твердолобый. Каждый день передвигался на костылях, как на ручных ходулях, и делал это, пока не падал от напряжения или от судорог, сводивших руки, спину и шею. И чувствительность вернулась. Шикарно, да?

– Сколько у него времени ушло? – услышали они разом тяжелый, сдавленный голос больного у окна, того, что лежал тут с переломанным позвоночником. Оказалось, он все это время внимательно вслушивался в тихий разговор.

– Лет пять, кажется, ушло. Что-то вроде этого. Это было давно, но сейчас он знаменит. Создал свой центр – для помощи таким больным. Одним словом, доказал всем, что невозможное – возможно. Если очень захотеть. Но главное опять-таки не это. А то, что его жизнь приобрела новое качество.

– Я столько не протяну, – раздался сдавленный, обреченный голос больного.

– Давно известно, что каждому из нас дается столько страданий, сколько он способен вытерпеть. Все наши успехи или провалы зависят, пожалуй, лишь от одного – от веры.

Они поговорили еще немного, но энтузиазма у Лантарова не прибавилось. Он не верил в убеждения соседа, хотя ощущал, что его внутренний огонь давал если не тепло, то надежды на потепление. После таких разговоров все равно становилось легче, а боль притуплялась, как после укола. И Лантаров еще более проникся симпатией к этому человеку: в нем присутствовали стойкость и воля, которых не хватало ему самому.

Затем, после традиционного прихода медсестры, Шура был отпущен на прогулку. Лантаров снова наблюдал за тем, как он собирается, как заострилось и сосредоточилось его лицо в ответственный момент отрыва от кровати. Оно стало, как у пилота-испытателя, который собирается поднять в воздух новый истребитель.

Когда Шура, запахнувшись халатом, отдернув плечи назад и подмигнув ему на прощанье, двинулся на своих костылях, Лантаров опять задумался. В самом деле, был ли раньше каждый день для него лакомством, ярким приключением? Да, сейчас он превратился в растение, которое, если не полить вовремя, усохнет. Хотя мозги, вероятно, и без того уже усохли… Но неужели его ждет такая же участь, как того молодого мужчину?

И опять непроизвольно возник поток воспоминаний. Обнажение памяти было сродни тому, как островок суши вырастает на реке, когда земснаряд искусственно намывает тонны песка.

3

…Из глубины времени возникла юность, умеющая непринужденно скользить по поверхности. Лантаров держал в голове свои ранние казусы в общении с противоположным полом, но они не удручали его. Тинейджер, в меру подверженный власти комплексов, он вполне научился камуфлировать свои слабые стороны. Обстоятельства в жизни Лантарова, беспечной и мало к чему обязывающей, казались сладкими сюрпризами, облаченными в блестящие обертки. Подростковые грезы выводили заманчивые, притягательные рисунки действительности: стоит только потянуться и развернуть очередную упаковку, как на голову посыплется золотой песок сказочного везенья. Ему вспомнился восхитительный возраст, в котором любая, даже эфемерная возможность возводится в абсолют, шальной привкус полной безответственности, острый запах раздражителей, толкающих беснующуюся юность на рискованные авантюры. Кирилл не задумывался над смыслом своего существования, зато остро испытывал лишь одно тайное беспокойство – осуществление своего превращения в мужчину. Это было как посвящение в рыцари, без которого не только невозможно стать по-настоящему взрослым, но и выглядеть полноценным в своем социуме. Можно, конечно, врать до поры до времени, но, учитывая, что все его приятели беспрерывно твердят о сексе как о первородном счастье, вранье, как и упорное молчание, казались одинаково небезопасными для репутации. Да что там репутация?! Ведь и собственные импульсы, порой приступы жгучего, примитивного желания донимали парня не хуже досадных расспросов и многозначительных реплик посвященных в таинство дружков.

К окончанию школы Кирилл Лантаров с ужасом отмечал, что он находится в подавляющем меньшинстве – среди так называемых лохов и лузеров, которые в делах интимных все еще полные профаны. Что и говорить, устойчивый, железобетонный стереотип, настойчиво навязанная, беспокойная мысль, непреложный закон раннего развития, обойти который не представлялось возможным, – все неумолимо гнало на поиски подходящего случая. С одной стороны, его кнутом подстегивал виртуальный мир телевидения и интернета, бесчисленные клипы и сюжеты, прославляющие секс безо всякой ответственности. С другой – существовала стена сдерживания, воздвигнутая традицией, снобами-учителями, стереотипами, извлекаемыми из далекого прошлого. Но Кирилл Лантаров для себя давно решил, что ему пора примкнуть к массе счастливчиков. Чего бы это ни стоило. Чувства не имеют значения, наплевать на отношение к возможной партнерше, лишь бы она не была уродиной. Многократно обсужденные подходы – и все! Только после секса возможно посвящение в новый, богатый на ощущения мир, пространство царствования грубой силы, время шикарных приключений, риска, достижений и невероятных побед. В выпускном классе Лантаров клял себя, что не родился мачо или хотя бы мускулистым и рослым, ибо тогда не носился бы со своей невинностью, как с болезнью. В век, когда целомудрие стало пороком, а отсутствие сексуального опыта расшифровывалось как полная забитость, отстой и дикарство, Кириллу мерещилось, будто каждый встречный знал его страшную тайну. «Как, ты все еще не мужчина?» Он чувствовал себя учеником с вечно не выученными уроками.

Наступившее лето после окончания школы казалось Лантарову венцом ликования. Конец изнурительной борьбе с нудными учителями, финиш примитивной гонке за мифическим баллом. Мозг внезапно освободился, уступая путь разбуженным желаниям. В открытые настежь двери школы выпорхнуло и давнее томление.

– Кирюха, едешь с нами на базу отдыха под Дымер?

Ему наскоро перечислили нехитрый состав команды ловцов мимолетного счастья. Антон, Степа Слон, Гигант, Леха Вересков. Еще думают Пирожок и Стас. Девиз поездки: «Водка – пиво – телки». Школьным подругам в приглашении решительно отказано. Оно и понятно: лучшие из них давно встречаются, худшие – либо патологически несговорчивы, либо их слишком трудно представить в той роли, которую кавалеры определили дамам. Кандидат в рыцари Лантаров, сам того не осознавая, с едва скрываемым восторгом откликнулся на трубный зов дикого, животного инстинкта.