Книга Под тенью Сатурна. Мужские психологические травмы и их исцеление - Джеймс Холлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще говоря, мальчик может испытывать страдания и от «избыточности», и от «недостаточности». Последнее обстоятельство я проиллюстрирую на двух примерах.
Жизнь Джозефа вращалась вокруг единственного знакового для него события. Когда ему было восемь лет, мать заявила, что уходит из семьи. Стоя в дверях дома, он видел, как она села в машину, в которой ее уже поджидал какой-то чужой мужчина, и уехала навсегда. Джозеф больше никогда ее не видел. Отец отказывался говорить с ним о матери и постоянно уходил от своей боли, заглушая ее алкоголем. Джозеф вырос, чувствуя себя совершенно заброшенным. Ему нелегко давалась учеба в школе, он научился помогать себе сам, и когда он пришел ко мне, то был уже менеджером небольшой производственной фирмы. Он решил пройти терапию по собственному желанию, и я оказался его третьим по счету терапевтом. За два года до этого он приводил к терапевту свою жену, «чтобы терапия придала ей сил». Когда этого показалось мало, они вместе пришли ко второму терапевту, которого он настоятельно просил работать с женой под гипнозом, «чтобы добраться до истины». Хотя Джозеф был уверен, что жена любила и его, и двух их детей, ему постоянно казалось, что у нее были случайные связи, мимолетные и неразборчивые, как только ей предоставлялась такого рода возможность.
Хотя терапевт отчасти зависит от материала, который сообщает клиент (и, разумеется, связи на стороне часто становятся известны другому супругу), правдоподобие приведенных Джозефом примеров измен жены вызвало у меня серьезные сомнения. Так, например, во время очередной годовщины своего бракосочетания они сняли номер в одном из отелей Атлантик-Сити. Пока Джозеф принимал душ, в номер вошел официант гостиницы. Джозеф был убежден, что жена знала этого человека и в течение нескольких минут они совершили половой акт. В доказательство своей правоты он сказал, что жена «выглядела подозрительно». Дальше последовали другие такие же примеры: каждый из них в принципе мог произойти на самом деле, но требовал некоторой игры воображения. По просьбе Джозефа я пригласил его жену для частной беседы. Она подтвердила, что сохраняла супружескую верность, и не могла понять, почему он всегда такой подозрительный.
В противоречивости Джозефа явно ощущалась власть невидимой фатальной энергии бессознательного. Он видел, как Она от него уходит, видел спину покидающей его матери и после этого травматического события решил, что больше никогда не сможет Ей доверять.
Человеческая психика часто функционирует по принципу аналогии, создавая послание: «Мне это уже знакомо». На рациональном уровне то, что происходит сейчас, может не иметь ничего общего с тем, что случилось в прошлом, но между этими событиями явно существует эмоциональная связь. Жена Джозефа стала тем воплощением феминности, той близкой Другой, которая держала в своих руках его благополучие. Раз она могла его полюбить, значит, с его точки зрения, она была способна ему изменить и бросить его ради другого мужчины — именно так поступила его мать. Его материнский комплекс подбирал и подтасовывал факты, чтобы получить подтверждение ожидаемого страшного вывода: эта женщина тоже когда-нибудь его бросит.
Психическая жизнь Джозефа была организована вокруг заряженного образа «Той, которая бросила и бросит снова». При всей чудовищной несправедливости его отношения к жене он ничего не мог с собой поделать, только отыгрывал свою фантазию в соответствии с известным из психоанализа механизмом «формирования реакции». Лучше черт, который вам уже известен, чем неопределенность и напряжение неизвестности. В памяти постоянно воспроизводится один и тот же грустный, душераздирающий сценарий — покидание, несмотря на очевидную близость жены. Комплекс укрепил свою независимость от логического мышления и создал собственную реальность. Травма Джозефа оказалась настолько серьезной и глубокой и была окружена такими прочными защитами, что, когда он не смог получить подтверждения предательства жены, он прекратил терапию.
Другой мужчина, Чарльз, мучительно переживал потерю отца, случившуюся, когда он был совсем юным. Его мать все это время находилась в депрессии, поэтому Чарльз ощущал себя брошенным вдвойне. Его последние отношения с взрослой женщиной отвечали паттерну puer aeternus — поведению незрелого мужчины, сохранившего потребность в материнской заботе. Он идеализировал женщин, возносил их на пьедестал, а затем, едва они вступали с ним в близкие отношения, низвергал их с этого пьедестала и защищался. Женщины, которые испытали такое отношение к себе, по вполне понятным причинам уходили от него в недоумении, а иногда — в гневе. Казалось, их реакция искренне ошеломляла Чарльза, ибо, по его ощущениям, женщины должны были понимать, что он ничего не сделал, чтобы оттолкнуть их от себя.
В его представлении мать, даже несмотря на ее печаль, была единственным человеком, понимавшим его детскую потребность в заботе и поддержке и ту двойную цену, которую, будучи ребенком, ему пришлось заплатить. Повторяю, травма оказалась для ребенка столь глубокой и серьезной, что, став взрослым, как и в случае с Джозефом, Чарльз продолжал считать, что его неудачи имеют «внешние» причины, видя их в основном в женщинах. Поэтому вместо признания особой психодинамики, которую он привносил в отношения с женщинами, его целью в терапии было просто совершенствование своего выбора женщин. Ему было очень сложно признать, что внутри него сформировался и укоренился паттерн ложной идеализации, амбивалентности, отвержения и покинутости, который проецируется на каждую встречающуюся ему женщину.
Не обладая способностью к интроспекции, мужчина, конечно, обречен жить в мире проекций, и не стоит удивляться тому, что к нему возвращаются все его фантазии и самые жуткие страхи. Всегда и везде все, что нам не удалось интериоризировать, будет проецироваться вовне.
Здесь уместно привести еще один пример. Стефан вырос в семье эмигрантов. Его родители очень много трудились в своем магазине, чтобы обрести самостоятельность в Америке. Они испытали не только состояние оцепенения, вызванное новой для них культурой, но и трудности, характерные для выживания любого бизнеса в Америке в 30–40 годы XXвека. Стефан упорно работал вместе с родителями, но никогда не чувствовал проявления заботы с их стороны. Они всегда замечали все его промашки и недостатки, и он стал частью системы семейных связей, адаптированной для выживания, как это часто бывало в истории Америки. Необходимость удовлетворения его собственных потребностей никто не принимал во внимание.
Став взрослым, Стефан женился, потом развелся и снова женился, имел внебрачные связи с женщинами, но никогда не чувствовал себя удовлетворенным. Его травма была похожа на травму покинутости, и от каждой женщины, с которой у него складывались близкие отношения, он ожидал какой-то компенсации того трагического дефицита заботы и внимания, который существовал у него с детства. Рассказывая об одной из своих любовниц, он вспоминал, что самую большую радость он испытывал, свернувшись калачиком в ее объятиях и положив голову ей на живот. Когда она хотела заниматься сексом, ее требования вызывали у него испуг. Сцена, которую он описал, по сути, изображала Мадонну с младенцем, пребывавшим в тепле и безопасности, вдалеке от уличной толчеи и тяжелого детства.