Книга Курорт - Кевин Сэмпсон

Ее поражение было сокрушительным. Она его вообще не интересовала. И с чего бы? Ты просто дура, Хилари! Очнись! Только вчера она лежала здесь и слушала, как женщины, молодые и не очень, шепчутся, обсуждая волосы Шона, его мускулы, его член. Каждая женщина у бассейна хотела ее мужика, и вот она сама лелеет те же фантазии о мальчике. Возможно, виноваты солнце или сегодняшняя утренняя ссора, хотя в любом случае это было безумие. Перед ней сидел мальчишка. Любопытный подросток, которому хотелось узнать побольше о ее методике – и все.

– М-м-м. Это называется классический ян.

Она сознательно говорила как училка. Да и как она себе это вообще представляла? Заманить его в номер, пока Шон будет спать? Или пнуть мужа и сказать: «Сделай одолжение, свали погулять, хорошо? Я тут собираюсь трахнуть этого мальчишечку».

Она сделал глубокий вдох, успокаиваясь.

– Это форма тай-чи. Тай-чи-чуань, если быть точнее.

Паренек смущенно кивнул. Он был просто прелесть. Хилари чувствовала себя ужасно, страстно желая поцеловать его и в то же время понимая, что это… неправильно.

– А можно… Ну, этому вообще, наверное, нельзя научиться, да?

Она почувствовала огромное облегчение. Усилием воли она оторвалась от фантазий в духе журнала «Джеки» и увидела впереди сияющие дали. Она поможет этому парнишке.

– Научиться? Конечно же, этому можно научиться! – засмеялась она. Он смотрел ей прямо в рот и улыбался вместе с ней. – А как, по-твоему, люди вроде меня к этому пришли?

Он улыбнулся и пожал плечами.

– А вы бы могли – черт, вы же в отпуске. Извините.

– Что?

Он порывисто вздохнул.

– А можно просто посмотреть? Вы скажите, если нельзя. Но мне очень понравилось то, что вы делали утром. Если бы я мог просто смотреть, то, наверное, что-нибудь ухватил из этого.

Она нашла его руку и сжала ее, проникновенно улыбнувшись.

– Я бы очень хотела показать тебе. Он засиял.

– Правда?

– Правда Искусство существует для стольких людей, сколько захочет его изучать.

Он с серьезным видом кивнул.

– Но это дисциплина. Ты должен будешь смотреть, слушать и учиться с самых азов. Это нелегко. И тебе нужно будет рано вставать.

– И насколько рано?

– В семь. Когда солнце покажется из-за этих гор.

Она указала на размытые очертания гор, чувствуя себя киношным сэнсэем.

Мальчик пружиняще вскочил на ноги.

– Я поставлю будильник!

Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и ушел. Хилари смотрела ему вслед. Она даже не спросила, как его зовут.

– Думаешь, мы когда-нибудь еще увидим этих двоих?

– Они должны вернуться хотя бы трусы переодеть.

– Похоже на то, что они уже здесь побывали. Думаешь, они оставили бы записку, а?

– М-м-м.

– Вот ублюдки, да? В первую же ночь отоварились.

– Ну и ладно. Хоть заткнутся.

– И тебе не обидно?

– Да нет, не особенно. Если такое происходит и все нормально, тогда это круто. Но я не буду считать отпуск дерьмовым, если никого не склею.

– Офигеть! Но я-то буду! Это будет катастрофа! Если я не трахнусь здесь, то я, наверное, никогда не трахнусь.

– Найдешь кого-нибудь.

– Точно!

– Ты обязательно познакомишься с кем-нибудь. Ты ведь у нас огромная личность!

Он ухмыльнулся своему толстому дружку и увернулся от брошенной в него подушки.

– Ну что за пара нытиков, а?

– За себя говори. – Пастернак скосил глаза, сдвинул свои могучие сиськи и пропищал им: – Что за пара нытиков, а?

Мэтт встал с кровати.

– Пойду-ка я в душ.

– Ты из него не вылезаешь, юный Мэттью.

– Чтобы белье не пачкать. В такую жару я ужасно потею.

– Вонючая жара, да?

– Это точно.

– А знаешь, почему ванна полезнее душа?

– Нет, Пасти. Почему?

– Душ вреден для яиц, – уверенно изрек Пастернак.

Мэтт рассмеялся:

– Чего?

– Серьезно! От этого страдают твои яйца. Сам прикинь. В душе ты стоишь, и им приходится висеть, да? Но ты еще их мылом наяриваешь. Ты обращаешься с ними гораздо грубее, чем они требуют.

Мэтт почесал в затылке.

– Ты прав, Пасти, старина. Пастернак удовлетворенно кивнул.

– Тебя еще учить и учить.

Она окунулась в роскошный, изысканный ритуал фламенко, пританцовывая и двигая сладострастно кистями рук, бедрами, ягодицами. Сам танец – действо и сюжет – имел много общего с ее тай-чи, хотя они преследовали радикально противоположные цели: один – спокойное самовыражение, а другой – выход страсти.

Лидерство мужчины здесь было коротким и ярким, он полностью отдавался во власть своей сексуальной энергии, вращая бедрами и синкопируя задницей к восторгу подвыпивших клиенток ресторана. Его партнерши, плохие и хорошие, трясли своими внушительными бюстами, прищелкивали каблуками, откидывали назад иссиня-черные гривы, разыгрывая под музыку необузданную драму.

Шон понятия не имел о настроении Хилари. Он заказал кальмара и здорово обломался, когда его принесли не нарезанным кольцами, а практически целиком, с щупальцами. Теперь Шон просто отщипывал аккуратные кусочки и потихоньку бросал тощим кошкам, гуляющим по пляжу. Хотя Хилари была поглощена романтикой представления, она чувствовала присутствие мужа. Он подолгу хлопал, чтобы показать свою заинтересованность и восхищение. Ей так хотелось найти в нем что-нибудь хорошее, но он был просто клоуном, за которым она была замужем. Если он еще раз крикнет «Ole!» или «Bravo!», она встанет и уйдет.

Когда танец закончился и танцоры вышли за своими аплодисментами, для нее было огромным облегчением, что Шон не устроил стоячую овацию. Он налил ей вина в бокал и нежно взял ее за руку. Секунду она смотрела в скатерть, затем попыталась взбодриться. Не получилось. Это было как-то неестественно, вся эта игра в любовников. Ее маленькая рука налилась тяжестью в его ладони, но она кое-как выдавила улыбку. Шон поцеловал ее палец и заглянул в глаза.

– Эй, больше никаких споров.

– Никаких.

Ей так этого хотелось. И так же безнадежно хотелось снова стать двадцатилетней. Он продолжал пристально смотреть на нее. Хоть бы он перестал!

– Завтра у нас будет чудесный день в горах. Только ты и я.

Она кивнула. За столиком справа от нее сидела пожилая пара. Они едва обменялись парой слов за весь вечер, кроме обсуждения меню. Казалось, фламенко вытянул из них все силы, и теперь они сидели в полном молчании, избегая смотреть в глаза друг другу. Хилари чувствовала себя опустошенной. Она заставила себя посмотреть на Шона, продолжая катать мизинцем по столу хлебные крошки.