Книга Рыцарь и ведьма - Мэгги Дэвис

Выкопав кинжалом яму под деревом, Магнус уложил туда нагрудные латы. Потом, присев на землю, снял шпоры и положил их поверх лат. И торопливо, боясь бросить взгляд на то, что было символами его рыцарского звания, начал забрасывать яму землей, потом встал и утрамбовал ее сапогами. Покончив с этим, подкатил ближайший камень и положил его сверху.

Девушка молча наблюдала за его действиями.

– Никто их не найдет.

Он чуть не забыл о ее присутствии. Пока копал яму, а солнце согревало ему спину, Магнус был полон мыслями о доме, о замке Морлэ, о матери, брате и сестрах, о прекрасных лошадях, которых разводил его отец, о полях золотистой пшеницы и о том, как их земля выглядит теперь, в это время года. Ему не хотелось вспоминать о жизни при дворе графа Честера, которую он вел с тех пор, как расстался с семьей.

Магнус всем сердцем хотел надеяться, что господь не накажет его за его легкомыслие, за то, что он вел никчемную и расточительную жизнь и тратил свою молодость и силы без всякого смысла. И вот он оказался в чужих краях, потерпев кораблекрушение, всеми покинутый и всего лишенный, кроме одежды, меча и маленького мешочка с серебряными монетами, который он чудом сохранил во время последней своей проклятой игры в кости. Одной монеты едва ли было достаточно, чтобы купить каравай хлеба и кружку пива.

Щурясь от солнца, он думал, что им еще надо изыскать возможность поесть. Солнце поднялось уже высоко, близился полдень, А есть и пить было нечего, и Магнус чувствовал, что просто умирает от голода.

– Постой-ка, – сказал он девушке и снял с нее серебряные запястья и серебряный обруч, украшенный некрупными рубинами, и наконец тонкую серебряную цепочку, обвивавшую ее шею.

Все ее украшения поместились в ладони одной его большой руки, и он почувствовал, что ему претит отбирать их у нее. И всё же он опустился на колени и вырыл другую яму, положил в нее украшения и забросал землей.

Идэйн выглядела такой удрученной и несчастной, что Магнус почувствовал, что должен что-то сказать.

– Мы за ними вернемся, – сказал он. – Погляди, я отметил место под этим сухим деревом. Оно стоит на холме на берегу маленькой бухты.

Когда они спускались с холма, Магнус заметил, что девушка все время оглядывалась назад, и подумал, что эти вещи, несомненно, были единственными безделушками, которые она имела в своей жизни.

Разгневанный бог безжалостен.

«Мы никогда сюда не вернемся», – думала Идэйн, поворачиваясь спиной к холму и сухому дереву на нем. От этого она почувствовала себя как-то странно опустошенной, но делать было нечего, потому что им предстоял дальний путь, возможно, на восток. Ее Предвидение было особенно явственным, когда она смотрела, как он закапывал свои шпоры. В этот момент она ясно увидела, как высокий человек с такими же темно-рыжими волосами, как у него, казавшийся ей сильным и властным, но добрым, дал ему эти шпоры. Возможно, это было, когда его посвящали в рыцари? И кто это был? Его отец?

«Да, его отец», – подтвердило Предвидение.

Пока рыцарь закапывал свои доспехи, она вдруг увидела множество людей: молодых девушек, вероятно, его сестер, молодого человека, должно быть, брата, мать и отца, а также не очень ясно различимую картину какой-то окутанной туманом земли, лошадей, горожан и, наконец, замка. И надо всем этим царил дух любви, молодости, силы и счастливых и веселых перепалок между юными существами. Читая таким образом его мысли, она поняла, что он не был таким избалованным и испорченным, как ей показалось вначале, и что он даже не сознавал, как красив.

Его меч все еще при нем, говорила себе Идэйн, пробираясь по каменистой тропинке. В конце концов, самое главное для него – это меч.

Много позже они миновали горный перевал и оказались в небольшой долине, где паслось стадо овец. Пастуха видно не было. Они слышали, как он созывает свое стадо, до них доносился лай собаки. Магнус отдал Идэйн свой меч и осторожно заскользил по травянистому склону, чтобы украсть меховой мешок, в котором, судя по запаху, был обед пастуха.

Обратно вверх по склону Магнус бежал бегом. Лесок здесь был не слишком густым, а потому не слишком надежным укрытием. Теперь им хорошо был слышен лай собаки, возмущенной вторжением невидимых захватчиков.

Они изо всех сил помчались по горной тропинке, которая вела на север, и скоро морское побережье осталось далеко позади. Они бежали довольно долго и оказались далеко от долины, где паслись овцы. В конце концов, обессилев от бега, они скатились вниз по склону довольно крутой лощинки, поросшей рябинами и остролистом, по дну которой бежал мелкий и стремительный ручей.

– Ты оставил ему серебряную монетку? – спросила, задыхаясь, Идэйн, думая о пастухе, оставшемся без обеда.

Он изумленно взглянул на нее:

– Да. И заодно посвятил его в рыцари. Господи! Неужели ты думаешь, что я должен был заявить ему о нашем присутствии, оставив серебряную монетку?

Идэйн промолчала и подумала, что, вероятно, он прав и им следует хорониться и от обычных людей, и от разбойников, которые наверняка должны были им встретиться, и искать то, что один норманн мог бы счесть приютом у другого норманна, а значит, безопасным местом. Кажется, Магнус был уверен, что в этих краях есть несколько наделов, пожалованных шотландским королем нормандским рыцарям.

Идэйн опустилась на колени и пила из ручья до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание. Вода была чудесной, даже нужнее пищи. С того момента, как она проснулась с полным морской соли ртом, она так сильно страдала от жажды, что боялась умереть.

Идэйн присела и вытерла губы тыльной стороной ладони. Молодой рыцарь отогнул овечью шкуру, в которую был завернут обед пастуха, и замер, глядя на покрытый странными прожилками белый шар, оказавшийся внутри.

Если бы Идэйн саму не терзал смертельный голод, она бы рассмеялась при виде выражения его лица.

– Что это? – спросил Магнус таким тоном, будто не мог поверить глазам своим. Или обонянию. – Да хранит нас святой Георгий! Конечно, это несъедобно!

И в эту минуту Идэйн поняла, что красивый молодой рыцарь никогда в жизни не испытывал голод. По крайней мере настолько, чтобы есть грубую крестьянскую пищу. Она снова присела на корточки.

– Тебе ведь случалось есть пудинг из мясных обрезков, – сказала она. – Это то же самое. Только туда добавлена ячменная и овсяная мука, а приготовлен он в овечьем желудке.

– Приготовлен в овечьем желудке, – пробормотал Магнус. – Мне доводилось есть свиные и говяжьи рубцы. Это мое любимое блюдо. Но этот пудинг ни на что не похож.

Он взял пастушеский пудинг, понюхал его. Идэйн заметила, что он вздрогнул и отшатнулся.

– Матерь божия! А ты-то откуда знаешь? Ты уверена, что это то, о чем только что сказала?

Идэйн пожала плечами.

– Все, кто живет на этом побережье, знают, что такое хаггис[7]. Пастухи готовят его после того, как зарежут овцу. Они даже говорят, что он долго и хорошо сохраняется. Иногда они весь сезон, когда пасут овец, питаются хаггисом. Просто зарывают его в…