Книга Рыцарь и ведьма - Мэгги Дэвис

– Не повредит, если мы пройдем немного на север вдоль побережья, чтобы посмотреть, не спасся ли кто-нибудь с нашего корабля, – сказал Магнус.

Он не очень в это верил, но ничего другого придумать не мог, кроме как сдаться на милость первым же встреченным шотландским крестьянам, если, конечно, поблизости есть хоть какая-нибудь деревушка. Но это, без сомнения, было рискованно, поскольку эти берега приобрели дурную славу тем, что местные жители нападали на уцелевших после кораблекрушения людей и требовали выкуп, а тех, у кого денег не было, убивали. Шотландский король пытался цивилизовать этих людей и с этой целью поселил здесь множество нормандских дворян, дав им наделы. Теперь в Аннандейле жили нормандские Брюсы, в Эйршире – де Морвили, а в Лодердейле – фитц Аланы, из которых, по слухам, Уильям Лев подбирал себе дворян на должность стюартов[6], передававшуюся по наследству. Поэтому невежественные шотландцы уже начали называть фитц Аланов Стюартами.

Магнус решил, что, возможно, лучше всего пройти вдоль берега и попытаться найти кого-нибудь из команды, В тоже время они могли бы поискать усадьбу какого-нибудь нормандского дворянина, поселившегося в этих краях. Магнус подумал, что, если бы они оказались вблизи Эйршира, он мог бы найти де Морвилей, происходивших из того же городка в Нормандии, что и семья его деда, и напомнить о своем отдаленном родстве с ними.

Он задумчиво потер щеку, покрытую мягкой порослью, появившейся за ночь. Продвигаться вперед в этой части Шотландии было нелегким делом. Первой помехой тому был их вид. Хотя Магнус потерял свой прекрасный рыцарский шлем тонкой работы, смытый во время кораблекрушения, на нем все еще была дорогая кольчуга столь редко встречающаяся на жителях севера. И, конечно, не пришлось бы долго искать босоногого шотландца, которому приглянулись бы его латы испанской работы, и тот, не задумываясь, убил бы его из-за них.

Иисусе, подумал Магнус, то же можно было сказать и о его мече! Отец подарил его ему в тот день, когда его посвятили в рыцари, вместе со стальными шпорами. Это оружие высоко ценилось и должно было служить всю жизнь, и граф не зря подарил его своему первенцу и наследнику. Даже король Генрих восхищался лезвием и намекал на то, что был бы не прочь получить такой же, если бы граф де Морлэ проявил щедрость и сделал ему подобный подарок. Если не принять на этот счет мер, размышлял Магнус, он будет просто ходячим приглашением к разбою и убийству.

Но не одно это вызывало его опасения – с ним была девушка.

Она стояла рядом, с беспокойством вглядываясь в море, а он тем временем разглядывал ее профиль. На лбу она носила серебряный обруч, такие же серебряные браслеты красовались на ее запястьях. Платье ее было порвано. Морская соль пропитала его и оставила на нем пятна, но оно было из шелка и украшено изящной вышивкой. Ноги ее были босыми – прошлой ночью во время бури она потеряла башмаки или их смыло волной, зато плащ ее был из самой тонкой шерсти.

Ведь на ней брачный наряд, сказал себе Магнус, вспомнив историю, рассказанную ему управляющим о праве сеньора. Но по тому, как эта девица выглядела и вела себя – особенно когда он поймал ее за разглядыванием интимных частей его тела, – можно было предположить, что она все-таки наложница де Бриза. Именно таким и было его первое впечатление о ней.

Магнус снова потер небритую щеку, размышляя; что он, черт возьми, будет с ней делать. Ему и о себе-то позаботиться будет нелегко, а уж иметь при себе эту девицу все равно что размахивать красным флагом, приглашая разбойников напасть на них. Если он не хотел тратить все свое время только на то, чтобы защищать ее от посягательств, гораздо разумнее бросить ее здесь.

Господь свидетель, размышлял Магнус, разглядывая ее, оставить ее здесь – весьма серьезное искушение. Ведь он так было и сделал, впервые увидев ее на берегу. Но теперь почему-то ему представилось, что воля божья заключалась в том, чтобы эта девица стала его бременем, его ношей, его крестом. Его епитимьей.

И теперь, оказавшись перед лицом ужасной правды, состоявшей в том, что господь, безусловно, наказывает его за беспутную жизнь, Магнус вновь почувствовал отголосок все еще не изжитого похмелья. Это было карой за пьянство, пристрастие к азартным играм и хвастовство.

Все это и привело его к сегодняшнему несчастью. За время, проведенное при дворе графа Честера, он порядком набедокурил, и теперь ему приходилось весьма сожалеть о своей разгульной жизни и расплачиваться за нее.

Он понимал, что у всевышнего много причин для недовольства им: и то, что он растерял всю подать, собранную для графа, и то, что выбросил весь груз за борт, и то, что вся его команда, вероятно, погибла.

Магнус беззвучно застонал. В резком и беспощадном свете дня он как нельзя более ясно понимал, что единственно разумным было бы вернуться в Честер с тем, что у него осталось после всех его злоключений. Да «что еще он мог бы предпринять? Девушка была его единственной свидетельницей. Кто, кроме нее, мог бы выступить в его защиту и сказать, что, несмотря на невезение, он старался делать все, что только было в его силах.

Магнус знал, что если поступит так, то навлечет на себя недовольство, а возможно, и наказание. Но он зная также, что, если хочет когда-нибудь снова заслужить графскую милость, ему следует привезти девушку в Честер. И рассказать графу вир историю с начала и до конца.

Магнус глубоко вздохнули спросил:

– Как тебя зовут?

– Идэйн, – робко прошептала она.

– Идэйн?

Имя это звучало как-то по-ирландски.

– А как дальше?

Она не ответила, и Магнус снова нетерпеливо спросил:

– Ну, говори же, другого имени у тебя нет?

Она отрицательно покачала головой.

Магнус издал сквозь зубы какой-то звук, означавший, вероятно, нетерпение.

– Ладно, девушка, пусть будет так. Полагаю, мы где-то на землях шотландцев. Ты должна понимать, что у нас нет еды, кроме той, что нам удастся найти или украсть, и так будет, пока мы не набредём на какую-нибудь усадьбу, если таковая есть поблизости. И нам придется расстаться кое с чем из своих пожитков, а, иначе нас ограбят только за то, что на нас надето.

Идэйн подняла голову, и Магнус встретил взгляд ее широко раскрытых изумрудных глаз. Ему не хотелось говорить ей о том, что только что пришло ему в голову. А именно: если здешние шотландцы проведают, что он сын и наследник графа де Морлэ, то их алчность возрастет непомерно, и они потребуют за него огромный Выкуп. Поэтому он сказал только:

– Следуй за мной за скалы, туда, где стоит сухое дерево.

И двинулся вперед по тропинке. Она пошла за ним. Магнус знал, что ее босые ноги зябнут на покрытой камнями и галькой земле, но в данный момент не мог придумать, как ей помочь.

Придется ему купить или украсть для нее пару башмаков. Или смастерить какую-нибудь обувь из ткани, соломы или еще чего-нибудь, как это делают вилланы. Но сначала, сказал он себе, им нужно избавиться от всего, что может вызвать у воров искушение напасть на них. Стоя возле сухого дерева, Магнус стащил с себя кольчугу, нагрудные латы и надгортанник. Кое-что из доспехов он спрятал за подкладку своего плаща, думая, что, возможно, когда-нибудь все это понадобится ему снова, если придется вступить в бой. Самым скверным было то, что приходилось жертвовать драгоценной кольчугой.