Книга Сепсис - Элина Самарина

— Уже заметил. Я, собственно, жажду утолить хотел. Но после всего увиденного — вряд ли когда-нибудь испытаю жажду.

Игорь рассмеялся этой шутке, а Лекс с досадой отметил, что парень он симпатичный.

— Не понимаю, как вы, такой интеллигентный человек…

— Я здесь случайно. Тоже жажда, — ответил артист, допивая пиво.

— Игорь, тебе повторить? — спросил из-за стойки бармен.

— Как обычно, — проговорился Патрик, но тут же вывернулся: — Этот бармен в другом пабе работал. Вот и знает о моих привычках.

— Он назвал вас Игорем? — Лекс изобразил недоумение: — Игорь…? Мне ваше лицо знакомо! Вы очень похожи на Патрика.

— Вполне возможно. Потому что я и есть Патрик.

Да, у парня хорошее чувство юмора. И неплохая реакция. Лекс уже подумывал, не отказаться ли от затеи. Но, поразмыслив, все же рискнул:

— Знаете, моя жена в восторге от вашего таланта.

Актер застенчиво пожал плечами, но не возразил.

— Вот что, Игорь: давайте поедем ко мне. Посидим. Выпьем что-нибудь посущественней… А, Игорь?

— Нет-нет, — протестующе вскинул ладони Патрик. — Я редко принимаю приглашения от незнакомых мне людей.

— Так в чем дело?! Заодно и познакомимся!

— Не могу, — покачал головой артист. Но Лекс уже понял: бетон отказа был на соломе замешан.

…Увидев выглядывающего из-за спины мужа Патрика, Влада не удержалась и ойкнула. Ее лицо покрылось взволнованным румянцем.

И снова Лекс подумал, что совершил ошибку.

— Принимаешь гостей? — хотел спросить весело, а вышло с натяжкой и с какой-то хрипотцой. — Вот, знакомься: Игорь Патрик. Популярный и очень талантливый артист.

— Ну зачем же так? — Игорь смотрел на Владу. Глаза его покрылись поволокой. Зрачки чуточку задрались кверху. Наверное, на женщин этот взгляд действовал убийственно.

Влада преодолела первичный трепет:

— Вы пока пройдите. Я сейчас… Проходите, пока… Лекс… Алексей, проводи гостя. Вы располагайтесь… Я сейчас.

Стол накрывала уже другая Влада: и когда успела наложить макияж, сменить платье?! Бормашина ревности сверлила сердце Алексея. А артист, вальяжно расположившись за столом, брал в руки бутылки и внимательно рассматривал этикетки на них.

— На чем остановимся? — спросил Лекс, обнаружив в голосе нотки неприязни. Прокашлялся и повторил уже душевней: — Что вы предпочитаете?

— Зачем на «вы». Давай на «ты». Я, знаешь ли, человек очень простой. Без снобизма. Вот с этого начнем, — на брудершафт, за искусство, за дружбу. А этим — продолжим: за дам! — и снова повернул томные глаза на Владу. — Только одна просьба, Леша: я привык пить из высокого бокала. Микродозами, но из большого бокала.

— Нет проблем, — усмехнулся Лекс. И тут же жестко пресек услужливый порыв вскочившей с места Влады. — Сиди, я сам.

…Прогнозы Лекса стали оправдываться после трех или четырех тостов. Патрик явно пьянел. Стал забываться, и свой томный взгляд адресовал не только Владе, но и Алексею. С глазками он вообще перебарщивал: иногда так закатывал зрачки, что казалось — начался обморок. Речь его стала заторможенной, но безостановочной. Алексей, когда Влада вышла к балующимся детям, рассказал анекдот — со значением:

— Знаешь, Гарик, есть такой анекдот. Одному застольнику другой говорит: с тобой хорошо дерьмо есть. «Почему?» — спрашивает тот. — Так ты же никому рот не даешь открыть!

Игорь слабо рассмеялся, но тут же объяснил:

— Я знал этот анекдот.

Не обиделся… Интересно: намека не понял или от высокомерия.

Вернулась Влада. Утихомирила детей, но и успела прическу поправить, — отметил с досадой Алекс.

— Коньяк — напиток благородный. — Игорь нравоучительно поднял палец. — Его надо не потреблять, а смаковать… Вот так: маленькими глотками. Только тогда постигаешь всю прелесть этого напитка.

Он действительно не пил, а отпивал. Как кофе. И каждым глотком с видом гурмана полоскал рот. Однако этой винной эстетики хватило ненадолго. Уже на пятой порции актер спекся: когда Алексей подливал, он придерживал бокал и нетерпеливыми подталкиваниями побуждал Лешу наливать щедрее. Он замолкал и внимательно следил за наливом. И глазки строить перестал.

Забыл, наверное. Или утомился. Уже не смаковал, выпивал всю порцию — граммов сто — тремя глотками. При этом кадык его бегал, как челнок на ткацком станке.

— Вообще-то я русский. Моя настоящая фамилия — Патрикеев. А Патрик — это псевдоним. Артисты, ик! часто себе звучные фамилии берут. А у вас, — обратился к Владе, — хорошая, сценическая внешность. Я могу оказать содействие… если, ик! Я много, что могу…

Лекс с затаенным торжеством наблюдал за происходящими во Владе метаморфозами. И заметил, как разочаровывает ее недавний кумир.

Он подмигивал жене дальним от Игоря глазом. На первое подмигивание она укоризненно покачала головой, на второе — ответила солидарной улыбкой. Влада уже явно томилась за столом.

— Коньяк, ик! конечно, благородный напиток, но, ик! действует как мочегонное. Где у вас можно… отлить? Извините, конечно.

Влада резко поднялась.

— Что вы! Что вы! — В порыве великодушия Игорь замахал руками. — Не надо! Я сам… Вы только подскажите, где это, ик! а я сам…

Последнее он говорил уже в спину удаляющейся Влады. Даже спина выражала полнейшее разочарование.

— Так, где у вас… дальняк? Я, кажется, видел… ик! Когда мы шли — там такая белая дверь. А, Леша? Это, кажется, вон за той дверью?

— Да, — холодно подтвердил Алексей. — Только этот туалет — для членов семьи. А дальняк у нас во дворе. Но там собака. Так что придется потерпеть. А, Гарик?

После этого, если появлялся Патрик на экране, Влада немедленно переключала канал. Да и к другим «звездам» стала относится уже не столь трепетно. Снял с нее Лекс розовые очки.

Часть вторая

Люди гибнут за металл

— Фауст, сколько же можно тебя искать?! — ностальгически знакомый голос картавил в трубку. Павел напряженно сопел, пытаясь вспомнить. А собеседник продолжал резвиться: —Да, вижу, не узнал. Где уж нам? Вы вон как высоко взлетели, а мы — мелкая тля. Где уж…

— Дусик! — радостно воскликнул Павел. — Дусик, семь якорей тебе в глотку!.. Ты откуда? Из Обетованной?

— Из Обетованной. Прямо из ее сердца. Из Москвы. Ты же знаешь, что для меня землей обетованной всегда был СССР. А теперь — Россия… Видимо, нам, аидам, на роду написано тосковать по родине. Сейчас, когда в Израиле живу, — по Москве тоскую.

Павел, зажав трубку между ухом и плечом, достал сигарету. Дусик — точнее, Эдик Стариков, его школьный приятель, — навеял воспоминания: о школе, о том времени…