Книга Диалоги пениса - Поль Авиньон

Их родители уже встречались, в первый раз — в семейном доме Жана Рене, во второй раз — в загородном доме Софи, который ее отец отремонтировал с большим вкусом. Оба раза все прошло потрясающе. Отцы великолепно поладили друг с другом. Выяснилось, что каждый из них коллекционировал лучшие записи би-бопа 50-х годов, и два вечера напролет они сравнивали достоинства инструменталистов лучших времен Джаз Месинджер. Матери оказались довольно разными, однако, очень скоро сошлись, сблизила их совместная подготовка к свадьбе — они соперничали друг с дружкой в оригинальности идей, стремясь к тому, чтобы торжество по поводу союза возлюбленных чад прошло на высшем уровне.

Две матери вместе с Софи отправились в поход по большим парижским бульварам, они обошли все бутики для новобрачных и выбрали платье и все сопутствующие предметы. Два безумных дня в Париже были для них преисполнены взрывами беспричинного веселья, прежде чем вернуться в гостиницу на улице Риволи, три женщины отправились в театр Пале-Рояль, на спектакль с модным комиком в главной роли. Платье — просто блеск, в дом Жана Рене, где будет проходить свадьба, доставлено не менее дюжины картонных коробок. А от количества подарков, которые отослали на тот же адрес родственники и друзья двух голубков, у Софи просто кружится голова. Даже Анри, папин двоюродный брат и крестный отец Софи, приедет по такому случаю аж из Сан-Паулу, и в полной парадной форме. Родственники Жана Рене, рассеянные по всему миру, будут прибывать партиями, пришлось даже нанять несколько машин с шофером, для поездок до аэропорта Руасси и обратно.

Все продумано, оговорено, взвешено, все будет оригинально и безупречно.

Во главе свадебного кортежа будет двигаться новенький «Ягуар», его от чистого сердца предоставляет им Ги. Софи очень нравится идея свекрови — вместо драже подать мятные леденцы. Играми после банкета займется Поль, от него жди любых сюрпризов! А ее дорогому папочке пришла в голову мысль об уведомительном письме — это будет газета, такого формата, как ежедневная. Со списком приглашенных (он придумал шутливое обращение к каждому из гостей, а ведь их почти триста!), с биографией и фотографиями двух будущих супругов (родители отыскали, кроме прочего, снимки, где их дитя изображено в костюме ангелочка: это так забавно!). Газета под названием Софи и Жан Рене будет выпускаться только один день: самый прекрасный в их жизни.

В течение шести месяцев предстоящая женитьба — единственная пища для любых разговоров, даже горничная, которая служит в семействе Жана Рене, задумывается, о чем будут говорить друг с другом все эти люди после завершения брачной церемонии. Всю оставшуюся жизнь они, наверное, потратят на ее обсуждение.

А потом? Ну, что будет потом… Они уже подыскали квартирку в Париже, там они завершат свою учебу (Жан Рене сейчас на третьей ступени обучения, он получит Диплом об углубленном высшем специальном образовании, университет в Амьене — это не тот уровень). Правда, в эту квартирку никак не влезут все свадебные подарки. Софи хочет двух детей, до тридцати лет. Она предложила назвать их Аглая и Давид; в общем, посмотрим.

Она продолжает тщательно выводить тонкий штрих очередной буквы, уткнувшись носом в свою карточку, и тут слышит, как скрипит кресло Жана Рене. Он встает и надевает куртку, она удивлена и сбита с толку:

— Куда ты идешь, дорогой?

— Я… думаю, что я ухожу, Софи.

— Ты выходишь, но…?

Тяжелый взгляд Жана Рене предвещает Софи что-то недоброе.

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет. Я не думаю, что мы еще увидимся. Прощай, Софи.

Она действительно его больше никогда не увидит.

Впрочем, не увидит его больше никто и никогда.

14. Жан Бернар

Он пересек улицу Менильмонтан, мелким осторожным шагом дошел до правого тротуара улицы Пиксеркур, затем свернул на улицу Дюэ. Прежде, со своей собакой Лолоттой, он проходил по улице Дюэ, спускаясь до слесарной мастерской. Лолотте очень нравилось писать именно на этом переходе. «Самая узкая улица Парижа» — ну да, они правы! Еще в прошлом году фасад этой мастерской, на краю, был в точности такой же, как на улице Дуано. Без этого парня, Рене. Когда же он умер? Кажется, в 1961 году. Еще долго, лет десять, фасад оставался таким же, как у Рене, а потом он как-то обнаружил, что теперь все уже по-другому. Теперь он предпочитает подниматься чуть повыше и идти до улицы Пельпор, мимо небольших особняков на улице Такле. Глядишь на садики с птичками и чувствуешь себя в пригороде или в провинции. Он приветственно машет рукой молодой женщине из третьего дома, та выбивает ковер из окна. Она радостно откликается:

— Как поживает наш Жан Бернар?

— Красавица моя, он все еще не стар!

Для своих восьмидесяти семи лет он выглядит вполне свежим! Надо бы ответить «уже не тот угар» — да и рифма, пожалуй, удачнее. Эти люди с улицы Такле забавляются, строя из себя любителей простого народа, а ведь чтобы в наше время купить себе такой особняк в 20 округе, надо достичь чуть ли не… Тьфу, он даже не знает, чего именно! Он спускается по улице Пельпор, через сто метров справа — улица Орфила, и еще направо — улица Китайская. И вот, круг замыкается! Он сделал петлю, ту самую, по которой двадцать один год гулял с Лолоттой! Славный зверь! Жан Бернар проделывает этот круг, чтобы почувствовать, что он в форме. Можно бы еще пройтись и посмотреть на торговцев с улицы Гамбетта, но надо приберечь силы. Сегодня после обеда у них назначена встреча с мэтром Дампьером.

Он заходит в подъезд дома 32, с трудом поднимается по ступенькам на второй этаж и открывает дверь.

— Мамка, это я!

— Ясное дело, ты! Кто же еще? Не папа же римский?

Его жена Симона. Всегда встретит ласковым словом! Ей, Симоне, весной стукнуло восемьдесят пять. Она сидит у окна и решает кроссворд. Как всегда — нет, чтобы заняться чем-то полезным. Сразу после Освобождения они открыли магазин по торговле бельем и трикотажными изделиями. Назывался он «Для Парижанина из Менильмюш». Сам Морис Шевалье прошелся вразвалочку перед их витриной, позируя для фотографов. Этому снимку в магазине отводилось царское место в течение двадцати лет! Симона возилась с покупателями, ей удавалось заговаривать им зубы. Жан Бернар занимался всем, что касалось поставщиков, склада, заказов. В те времена еще не опасались конкуренции с универсальными магазинами, до них было так далеко. Ратуша, Самаритянка — это казалось на другом конце света, где-то в престижных кварталах. Когда универмаги превратились в «большие универсальные магазины самообслуживания», их собственный магазин был уже выплачен, а двое сыновей уже пристроены. Они с Симоной продолжали вести дело до самой пенсии, у них было несколько постоянных покупателей, находились и любопытствующие зеваки, приходившие на территорию квартала, чтобы поглазеть на фотографию Мориса. Позднее, они продали магазин молодому предпринимателю, торговавшему тонким бельем, тот перепродал его какому-то пакистанцу, который переоборудовал его в лавочку «Все за десять франков». На деньги, вырученные от продажи магазина, они купили домик в Монтаржи. Это было глупо — с тех пор, как езда на машине стала для них проблематичной, жить в квартире на Китайской улице оказалось гораздо удобнее. Даже сейчас они могут ходить за покупками пешком. Он предлагал продать домик. «Но это же для двух сыночков!» — возражала Мамка. Вроде как родовое поместье.