Книга Мое большое маленькое Я - Фабио Воло

— А от бутерброда с тунцом ничего не слышно? — крикнул мне вслед Федерико.

Когда-то произошел у меня с Федерико один случай, связанный с бутербродом с тунцом. В тот год мы поехали на машине на море и в придорожном гриль-баре купили три бутерброда с тунцом. Каждому по бутерброду, а третий можно было разделить пополам. Нам никак не удавалось рассчитать нужную для нас порцию. Например, по пицце на каждого на ужин было мало, а по две слишком много, то же самое с бутылкой пива 0,33 и любыми другими напитками. Поэтому мы всегда делали заказ на троих, а потом делили пополам.

Как ни странно, но в тот раз, умяв свой бутерброд, никто из нас не захотел есть половину третьего, мы про него забыли, и он неделю провалялся в машине, пока однажды мы не нашли его на водительском кресле. Он, видно, собирался вести машину. Мы его не выкинули, он оставался с нами на протяжении всей нашей поездки, но в один прекрасный день исчез. Я его не выкидывал, Федерико божился, что тоже этого не делал. Часто по вечерам мы воображали, как бутерброд с тунцом начал новую жизнь на новом месте. Самой правдоподобной нам казалась история о том, как он женился на фокачче и вместе они жили в штате Орегон и растили двух детей.

— Нет, никаких новостей, я только знаю, что ты был прав, потому что в прошлом году он мне прислал открытку из Орегона, и в ней — между прочим, извини, что забыл сказать тебе об этом, — была приписка с просьбой передать тебе привет.

Открытка на самом деле пришла, только прислал мне ее Федерико. Я повесил ее на работе над письменным столом.

Франческа смотрела на нас, ничего не понимая, а когда я вернулся к плите, снова обратилась к Федерико с расспросами. Скажем так, она применила к нему жесткий прессинг.

— Извини, но если, по-твоему, каждый может выстроить свою судьбу, то тогда Бога нет?

— Для меня Бог — это судьба, которая ждет нас впереди. Я верю в тайну возникновения жизни и конечно же не верю в Бога, который весь день взирает на меня и оценивает мои поступки. Я не пытаюсь вообразить себе, что такое Бог, но стараюсь увидеть его проявление во всем на свете. Бог для меня, разумеется, не алиби, чтобы забывать о собственной ответственности за свою судьбу и свою жизнь. В прошлом для меня это было только понятие, приносящее успокоение. Мысль о том, что он существует, как бы успокаивала меня.

— Я сама, например, не знаю, что именно надо сделать в своей жизни. Я не могу точно указать правильный для себя путь, но мне лучше видно, что будет правильно для других. Так бывает, когда ты едешь по автостраде, а на противоположной стороне дороги тянется бесконечная пробка, образовавшаяся из-за аварии. Я похожую историю видела позавчера. Я спокойно ехала, смотрела по сторонам. Когда я доехала до конца пробки, я увидела подъезжавшие машины и хотела предупредить водителей. Я видела, как эти люди приближались к предназначенному им будущему, о котором я уже знала, Я знала, что их ждет, а они, не подозревая ни о чем, спокойно ехали вперед. Однако мне не дано знать, что случится на моей полосе. Как на самом деле понять, какая тебя ждет судьба? А потом, я не такая, как ты, я не честолюбива, у меня нет цели, которой я хочу непременно добиться, у меня нет особых способностей, я не родилась с талантом художника, музыканта или кого-то другого. К тому же я девушка, для меня бродячая жизнь совсем не то, что для тебя.

Историю про автостраду я уже слышал раньше. Я и Франческа в тот период были во многом схожи друг с другом. Нас объединяла одна общая черта, присущая всем заурядным людям: у нас имелся набор фраз или цитат, которые нам нравились, и мы часто пользовались ими, чтобы показаться остроумными или проницательными. Ее рассказ о том, что она наблюдала на дороге, действительно казался нам в свое время свидетельством большого ума. Но когда я в очередной раз выслушал его из другой комнаты, мне стало не по себе.

— То есть у тебя нет мечты, нет того, что ты хочешь или хотела сделать? — спросил у нее Федерико.

— Нет, одна мечта у меня есть. Я надеюсь, что когда-нибудь у меня будет семья.

— Семья не может быть мечтой. Семью следует создавать, чтобы разделить с любимым человеком свою мечту. Иначе человек превращается в функцию, становится средством для достижения цели и не может быть тем, кто он есть. Так поступила моя мать: она никогда не видела во мне человека со своими желаниями, своим привычками и вкусами. Часто люди, у которых в жизни ничего не сложилось, превращают семью в свое убежище.

Такая мысль явно озадачила Франческу. Ведь когда разговор заходит о семье, о любви, о детях, то, как правило, никто не возражает. К тому же, вставляя фразы, неоднократно повторяемые совершенно разными людьми, мы чувствуем себя намного увереннее, так как наши голоса вливаются в общий хор. Мы прикрываемся голосами посторонних людей. Федерико же из другого теста.

— С другой стороны, — продолжал он тем временем, — в тебе тоже есть чувства и мысли, которые ты хотела бы выразить, выплеснуть из себя. Ты ничего не знаешь о них только потому, что никогда всерьез об этом не думала. Возможно, у тебя нет таланта, но у тебя наверняка есть способности, просто, к сожалению, в прошлом ты не встретила человека, который помог бы тебе в это поверить. Или же ты тоже относишься к «марафонцам».

— То есть?

— Представь себе, что ты участвуешь в марафоне. Ты бежишь с друзьями и подругами. Наконец наступает момент, когда ты понимаешь, что у тебя легкие ноги, широкий шаг, что ты можешь еще прибавить, и тогда ты решаешь последовать за своей силой, которая влечет тебя вперед. Ты начинаешь верить в свой талант. Пробежав еще немного, ты замечаешь, что основная группа отстала. Ты оборачиваешься и видишь, что бежишь одна. Остальные сзади, все, кто подсмеивался над тобой, все они остались сзади, а ты бежишь одна, наедине с самой собой. Но ты почему-то не можешь вынести этого одиночества, замедляешь шаг, и отставшие настигают тебя, а ты, отвергнув свой талант, притворяешься, что ты такая же, как и все. Остаешься в общей группе. Но ты другая, ты не такая, как они. Даже оказавшись среди них, ты все равно чувствуешь себя одинокой.

Федерико первым разглядел настоящую Франческу, прятавшуюся за той девушкой, которую в ней привыкли видеть все остальные. Он увидел в ней женщину, какой она стала сейчас. Он сразу же проник в ее самую сокровенную суть.

Франческа почувствовала себя перед ним обнаженной, и единственное, что она сумела выговорить в ту минуту, было: «Ну, что же, спасибо. Но мне кажется, что ты ошибаешься. Я не выдающийся марафонец…»

Ужин получился чудесный, мы обо всем успели поговорить. И курица оказалась в меру зажаренной. Мы от души смеялись, когда Франческа рассказывала нам историю про своего гинеколога, от услуг которого она потом отказалась. Несколько лет назад, после осмотра, он предложил ей вместе пойти отдохнуть. Но Франческа нам сказала, что, когда он осматривал ее в последний раз, она почувствовала что-то необычное в его прикосновениях. Мы потрепались о шестом женском чувстве, о том, что у мужчин и женщин сексуальность проявляется по-разному. Сексуальный аппарат мужчины находится снаружи, а у женщины он расположен внутри, поэтому, утверждал я, женщина не может так же легкомысленно относиться к половым сношениям, как мужчина. Намного проще прийти в дом к чужому человеку, чем пригласить его к себе. Мне, например, не нравится впускать в свой дом всех без разбора. Я слепо уверовал в эту свою теорию, но они подняли меня на смех. Я в то время к таким своим мыслям относился с некоторым тщеславием, хвастливо выпячивал их напоказ. Франческа вспомнила, что похожая история случилась у ее подруги с психотерапевтом, и тогда мы стали гадать, какая из них гаже — когда кто-то препарирует твое сознание или проникает в твое влагалище?