Книга Замуж за "аристократа" - Маша Царева

Что-то бормоча под нос, он распахнул дверь и замер на пороге.

Потом он часами будет прокручивать эту картинку в голове, припоминая все новые детали. Но в самый первый момент он так ничего и не понял – мамина спальня словно распалась на тысячу несопоставимых деталей, как сложный детский пазл.

Первым делом он увидел ноги. Босые ноги, которые, вступив в противоречие со всеми законами физики, неподвижно висели над чистым влажно блестящим полом. Он даже не сразу смог сообразить, что ноги мамины. Мама ассоциировалась с чем-то уютным и аккуратным – Егор редко видел ее нарядной или строго одетой. Дома она носила застиранный, приятно пахнущий кухней байковый халат, а выходя на улицу, наряжалась в такое же халатообразное мягкое бесформенное платье. У мамы были мягкие розовые руки, полные ноги, всегда чистые, тщательно уложенные в «халу» волосы.

А эти страшные ноги словно принадлежали античной статуе – они были неправдоподобно белыми и странно распухшими. На большом пальце он приметил коричневую мозоль – она смотрелась неестественно ярко на этих белых чужих ногах. Желтоватые жесткие ногти были выкрашены кокетливо-розовым перламутровым лаком, кое-где он стерся – и это выглядело отвратительно!

Отвратительно!

Тут ему бы убежать, но Егор словно к полу прирос – стоял и смотрел молча.

В ужасе он поднимал глаза – на круглые полные колени и выше – на край знакомого застиранного халата. И еще выше, где почти под самым потолком…

Егор тоненько пискнул (а ему-то показалось, что он закричал истошно) и выбежал вон.

Мамино лицо.

Нет, не мамино. Мамиными были только волосы, жесткие, рыжие, с пробивающейся сединой на висках, распущенные по покатым полным плечам. Казалось странным, что эти знакомые волосы обрамляют чужое лицо – посиневшее лицо безжизненной куклы из музея восковых фигур. Ужасная кукольная физиономия была приделана к тонкой, странно вытянутой шее. А вдоль шеи этой змеился фиолетовый, похожий на полусгнившую сардельку язык.

Только выскочив на лестничную клетку и изо всех сил захлопнув за собою дверь, Егор смог крикнуть:

– Помогите!

Язык его не слушался, губы дрожали.

– А-а-а! Кто-нибудь!

Ни одна дверь не раскрылась: был субботний жаркий полдень, и большинство соседей предпочли подмосковный дачный комфорт раскаленной квартире. Да и маленький Егор Орлов давно и безнадежно прослыл балагуром и хулиганом, и, видимо, никто попросту не обратил внимания на его истошные крики.

Егор бросился по лестнице вниз, попутно колотя кулаками в двери соседских квартир – все руки себе в конце концов отбил. Наконец одна дверь распахнулась, и на пороге появилась сердитая мама того самого Юрки, которого так любил дразнить Егор. Это была высокая тощая женщина со злым острым личиком – и в тот момент оно смотрелось еще более острым и еще более злым, потому что на голове ее топорщились старомодные рогатые бигуди, придававшие ей сходство с легендарной горгоной Медузой.

Ни слова не говоря, она схватила Егора за ухо и наотмашь ударила его по щеке. Как ни странно, эта неожиданная обида хоть немного его отрезвила – он почувствовал себя способным говорить.

– Там… в моей квартире… она… висит, – попробовал он донести до «горгоны» страшную весть.

Но та и не думала его слушать.

– Ах ты, маленький паскудник! – словно испорченная бензопила, завопила она. – Опять ты, дрянь, здесь шляешься, людям приличным мешаешь!

– Я не мешаю… в моей квартире…

– Я тебя в милицию на учет поставлю! Уголовник, мразь, тварь!

– Да послушайте вы…

– Если ты еще попробуешь здесь шуметь…

– Мою маму убили! – что есть мочи закричал Егор, заглушая «бензопилу». – Она там, в квартире, висит!

Тетка как-то странно булькнула и умолкла, недоверчиво на него посмотрев.

– Что ты чушь мелешь? – неуверенно спросила она, тем не менее не отпуская его покрасневшего уха.

– Это не чушь, – Егор только сейчас понял, что плачет, – не чушь, не чушь, не чушь. Она в квартире, висит.

Все, что случилось дальше, Егор помнил смутно. Кажется, «горгона» отпустила его ухо, поднялась на этаж выше и позвонила в его квартиру. Разумеется, никто ей не ответил. Какое-то время она неуверенно топталась перед дверью, но в конце концов любопытство взяло верх. Она осторожно открыла дверь и вошла внутрь. Егор слышал, как она ходит по квартире, и ждал, когда раздастся ее вопль. Хотя в глубине души он отчего-то надеялся, что этого не произойдет. «Горгона» еще какое-то время походит по пустой квартире, потом, пожав плечами, выйдет наружу и опять примется его, Егора, воспитывать. Мол, опять ты, маленький хам, все придумал, голову тебе оторву. А потом вернется его мама (выяснится, что она просто выходила в магазин за хлебом или даже за мороженым), и они вместе над странным Егоровым видением посмеются.

«Горгона» не орала долго, и Егор в конце концов успокоился – вытер грязной ладошкой слезы и даже заулыбался облегченно. Но в этот момент…

– Убива-а-а-ают! – От этого крика мурашки неприятной ледяной волной пробежали по его спине. – Господи-и!

В следующую секунду тетка выскочила из квартиры, точно пробка из бутылки с теплым шампанским. Как всполошенная курица, налетела она на Егора – лицо ее побелело от ужаса.

– Маленький ты, бедный, – басом взвыла она, – сиротинушка! На кого же она тебя оставила? Что же теперь с тобой будет-то?

Егор попытался ее оттолкнуть, ему вдруг стало не по-детски горько, только в этот момент он до конца осознал, что случилось нечто непоправимое.

– Родственники-то есть у тебя? – продолжала голосить тетка.

– Бабка есть, – прошептал Егор, – баба Клава…

– Ну хоть не в приют, – шмыгнула носом «горгона».

А Егор заплакал. Она просто не знала, что такое баба Клава. Баба Клава – это в сто, нет, в тысячу раз хуже, чем любой приют.

Всем известно, что успех любой презентации прямо пропорционален количеству приглашенных на нее знаменитых лиц. Будут звезды – будут и журналисты. А значит, будет бесплатная реклама. Катя прекрасно знала этот закон, поэтому постаралась на славу.

Она разослала приглашения близким друзьям, просто приятелям, случайным знакомым и не знакомым вовсе – всем тем, кто хоть немного мог заинтересовать представителей прессы. Большинство из них приглашение приняли. Может быть, потому, что им была интересна Лаврова и ее книга. Но скорее всего, цинично думала Катя, им самим нужна реклама. Все они тоже не прочь «засветиться» перед телекамерами и высказаться в услужливо протянутый диктофон. Причем для того, чтобы поговорить не о Катиной книге, а о своей роли в новом нашумевшем фильме, своем новом видеоклипе – короче, о себе, любимом. Ничего не поделаешь: человеческие отношения строятся по законам рекламы.

Среди других гостей Катя заметила Марину Голицыну – та приветливо помахала ей рукой. Маринка тоже была актрисой, Катиной ровесницей. Когда-то они много снимались вместе и даже дружили. Они и сейчас иногда перезванивались. Марина не добилась такого успеха, как Катя Лаврова. Когда-то она подавала надежды, но сейчас мало кто помнил о ней как о серьезной актрисе. Она не снималась уже почти пятнадцать лет, зато время от времени появлялась в телевизионной рекламе.