Книга Метро 2033. Путевые знаки - Владимир Березин

Правда, это не объясняло других дельта-мутаций. Вот появление у нас Библиотекарей или Кондуктора в Петербурге. Я впервые слышал о каком-то Кондукторе и навострил уши. Оказалось, что Кондуктором прозвали странного мутанта, который по внешности был похож на кондуктора. Был он существом совершенно не изученным, и никто, к примеру, не знал, действительно ли он носит на голове фуражку, или это просто такая странная форма головы. Собственно, прозвище Кондуктор это существо получило и за внешний вид, и за то, что появлялось оно неожиданно, из ничего.

Не было никаких примет, по которым можно было предсказать появление Кондуктора, ни одной, кроме того, что ты вылез на поверхность. Ты вылез на поверхность, а стало быть, живёшь без билета.

Кто-то видел, как Кондуктор подходит к своей жертве, и даже на большом расстоянии, а свидетельств людей, что находились на малом расстоянии, просто не было, так вот, даже на большом расстоянии человек начинал ощущать отчаяние и панический страх. Причём это был страх перед каким-то страшным и неотвратимым наказанием. Выжившие говорили, что в этот момент они много и обильно потели, мгновенно теряя несколько килограммов веса.

Я сразу вспомнил свои сны, ставшие для меня второй реальностью, и то, что одежда на мне после этих трипов была такая, что прямо выжимай.

Итак, тех, к кому подходил Кондуктор, после этого вовсе никто не видел, а исчезновение тел порождало совсем трагические слухи. Причём трагичность мешалась с глуповатыми народными верованиями. В частности, говорили, что Кондуктор это просто смерть, которую теперь обострённо воспринимают на поверхности, и что теперь персональный страшный суд происходит, так сказать, не отходя от кассы. Была идея о том, что Кондуктор это просто монстр с гипнотическими способностями, который сразу подавляет волю, но работает не персонально, а по площадям. Это тоже было по-своему логично, но не объясняло, как и зачем он выходит на охоту.

— Кондуктора даже Блокадники опасаются, заключил каперанг. А уж круче Блокадников у нас никого нет.

Я решил поддержать разговор о мутантах и вспомнил про ту стаю, которую мы встретили сразу по приземлении:

— Собаки у вас странные. Стайные…

— Погодите, товарищ, — каперанг оживился, как-то нехорошо он оживился и тут же кликнул другого офицера:

— Губайловский, они видели собак.

— Точно? Прямо здесь видели? Далеко от входа?

Я отвечал, что в двух шагах, но меня всё равно попросили показать на карте. Я показал, и оба офицера нахмурились.

— Значит, они стали переходить через мост. Дайте, мы вам объясним. Видите ли, товарищ, это так называемые павловские собаки. Была легенда, мы полагаем, что это только легенда, которая рассказывает о том, что в Институте физиологии имени Павлова жили экспериментальные собаки…

— Музейные, вмешался тот, кого называли Губайловский.

Это был морской офицер, только в меньших чинах, с аккуратной бородкой.

— И вот после Катастрофы…

Я уже понял, что в этом городе называют Катастрофой то, что мы называли Катаклизмом, тоже, впрочем, никогда не употребляя слов «война» или «нападение».

— И вот после Катастрофы эти собаки разбрелись по Петроградской стороне и живут теперь несколькими стаями. Сама по себе стая бродячих собак это уже неприятно, но обнаружилось, что у них общие условные рефлексы. То есть не общее сознание, а именно общее рефлекторное поведение. Когда вы контактировали со стаей, не было ли каких громких звуков, не стреляли ли вы?

Я ответил, что нет.

Это вас и спасло. Дело в том, что по разрозненной информации, которой мы располагаем, при резком звуке скрежете или автоматной очереди у этих собак просыпается аппетит. То есть они лезут напролом и бросаются на одну цель, что попала в поле зрения стаи. Их можно убивать, косить автоматными очередями всё без толку. Этот рефлекс оказывается сильнее инстинкта самосохранения. Почему он коллективный, совершенно непонятно. Да и в том, что это собаки из Института физиологии, я тоже очень сомневаюсь. Но название павловских собак укрепилось за ними очень давно, и ничего тут не поделаешь. Но павловские собаки это ничто по сравнению с тем, что рассказывают про Чёрного Пса.

— Очередная легенда?

— Ничего себе легенда. То есть, конечно, легенда, но очень давняя. Поговаривают, что живёт где-то Чёрный Пёс Петербург. Пёс Петербург очень странное существо: габариты его в разных описаниях колеблются от размера обыкновенной собаки до небольшой лошади. Я думаю, что давняя легенда наложилась на реального мутанта, может быть, даже и не пса вовсе. В общем, это не стайное, в отличие от павловских собак, животное, но очень умное.

— Ну так жрёт, стало быть?

— Жрёт.

— Значит, как у всех, никакой мистики.

— Мистики вообще в мире нет. Но Пёс Петербург опасен даже на расстоянии, когда на кого-то падает его тень. Согласно легенде, когда тень этого пса, которого ещё называли Всем-псам-пёс, падала на дом, то и дом приходил в запустение и люди в нём чахли. Остряки говорят, что не тень падала, а это такой эвфемизм того, что Чёрный Пёс Петербург метил дом, попросту задирал ногу, но острить по этому поводу у нас всех отучили. Что-то подобное происходит и сейчас: мы сначала думали, что это просто мощное излучение, разрушающее клетки, а потом решили не умножать смыслов. Вон на «Автово» даже водяную лошадь видели, что это обсуждать, Всё равно мы отсюда не видим, что там на самом деле.

— Водяную лошадь? Бегемота?! А что там на «Автово»?

— На «Автово» сумасшедший дом. Или был сумасшедший дом но с этой станцией вовсе ничего до конца не поймёшь. Только перед «Автово» ещё и «Кировский завод», а там есть «Кировская бригада», с которой не шути. Они безо всяких псов порвут, как Тузик грелку.

Губайловский довольно толково рассказывал мне, как и что устроено в подземном Петербурге. А были в нём несколько подземных городов и десятки автономно живущих станций.

Гигантский город был под Смольным с ответвлениями в сторону Большого дома и огромных подземных убежищ. Был торговый город на Сенной-Садовой, довольно бестолковый, это в терминологии Губайловского звучало как непонятно кем и нечётко управляемый. Был полувоенный город на «Площади Восстания» на базе бункеров и штаба МЧС и был технократический город на «Техноложке». Весь этот подземный мир был почти как московский. Так, да не так. Немного другие здесь были порядки, несколько другая интонация. Лексические различия: катастрофа и катаклизм, поребрик и бордюр, булка и батон все эти нюансы никуда не делись. Только понимать, что они существуют, было некому. Москвичей в этом городе давно не видали. Губайловский, впрочем, говорил, что экспедиции в Москву регулярно отправлялись, да ни одна не вернулась. Люди с «Техноложки» построили передатчик с антенной на поверхности, но случился локальный конфликт, передатчик пожгли, и снова всё остановилось. Логика жизни подталкивала два города к контакту, да только он отодвигался, будто злой рок довлел над расстоянием, что их разделяло.