Книга Пора созревания - Барбара Фришмут

— Ну, если вы поможете отыскать!

Мы стояли плечом к плечу перед книжными полками, и Августа говорила, что ее отпуск обещает быть интересным. Они с Пат просто обязаны посетить соляные штольни, дабы увидеть, где хранились эвакуированные или украденные сокровища искусства, скопившиеся там в конце войны, которые чуть было не разметал взрывом некий гауляйтер Эйгрубер.

Рядом со входом в штольню, открытую для посещений, находится литературно-краеведческий музей. Я сказала об этом Августе, а также о том, что в музее много диковин вроде велосипеда Якоба Вассермана и восковой фигуры знаменитого актера Клауса Марии Брандауэра. Стоит посмотреть.

— О! О! О! — выдала Августа.

Это она наткнулась на издание трудов Хильдегард. И почему-то они стояли не на «X», а на «Б», то есть довольно высоко. Хотя Августа была по крайней мере на голову выше меня, даже она поднялась на цыпочки, чтобы достать книгу, мне бы пришлось идти за стремянкой или как минимум за табуреткой.

Из внутреннего кармана куртки первопроходца Августа извлекла копию рукописи:

— Вот здесь. Точно как в первом письме Хильдегард. «Живой Свет говорит: Пути моих строк ведут к вершинам, где пестреют цветы и растут несравненные пряные травы…»

Я сразу поняла смысл цитаты. Но я не типичный случай. Стоит мне услышать о цветах и горах, как я первым делом вспоминаю о своем призвании садовницы, потом — вскользь — об Арарате. Но что имела в виду аббатиса?

— И почему она цитирует именно Хильдегард? — подумала я вслух.

— Мне бы тоже хотелось это знать, — сказал пастор.

Кажется, мы обе не услышали, как он постучал и вошел. Или он вовсе не стучал?

— Если только, — в руке священника запестрела копия, — они с Незими не обсуждали пресловутый спор о покрывалах. Может быть, Вендлгард хотела доказать с помощью цитаты из Хильдегард, что в Западной Европе девушкам вполне прилично носить волосы непокрытыми и распушенными, а заодно и надевать украшения, золотые венцы, равно как и белые платья. Почему Господу не радоваться, глядя на них?

Тут меня в очередной раз осенило: пастор намекал на переписку двух аббатис XII века, а именно Хильдегард фон Бинген и Тексвинд фон Андернах, где действительно идет речь о покрывалах.

Склонясь над книгой, Августа и пастор почти соприкасались головами, и немка громко зачитывала фрагмент текста, найти который ей не составило большого труда, притом нимало не смущаясь, старалась придвинуться к духовной особе как можно ближе.

Сравнение с рукописью показало: Вендлгард изменила последовательность слов и перетасовала фразы. Может, в этом и был заключен особый смысл? Текст не везде повторялся дословно, иногда версия Вендлгард звучала архаичнее первоисточника.

Я подумала о Самур-оглы: «Мог ли он сцепиться с кем-нибудь из-за вопроса о ношении паранджи?» Внезапно у меня открылись глаза, фигурально выражаясь.

— Данный текст — всего лишь прикрытие! — вскричала я. — Это зашифрованное письмо Вендлгард!

— И все же принадлежит Хильдегард! — защитил пастор свое открытие.

— Точно. — Августа приобняла молодого человека за талию. — Давайте присядем! Ничего если мы сядем? — Она оглянулась на меня. Ей-таки удалось слиться с пастором, пусть в местоимении.

Они заняли стулья.

— Разве не правдоподобно, — принялась я размышлять вслух, — одна свободомыслящая особа прячется за словами другой, тоже строптивой, не склонной выбирать выражения, однако никогда не попадавшейся на ереси.

— Как это? — спросила Августа, что прозвучало для серьезного ученого необдуманно, почти простодушно.

— Они обе принадлежали к ордену святого Бенедикта. Следовательно, Вендлгард должна была знать труды Хильдегард, которая в то время слыла чуть ли не святой.

— Вы полагаете, — пастор поднял глаза, — она могла использовать письма Хильдегард как огне- и водонепроницаемую вуаль для сокрытия собственных взглядов, не всегда согласующихся с основными церковными догмами?

— Именно.

— Это еще нужно доказать, — встряла Августа, — хотя поразмыслить стоит.

Время чая давно миновало, но я все же предложила. Вообще-то мое предложение граничило с садизмом: пастор не пьет чая, я прекрасно это знаю.

— А нет ли у вас, случайно, початой бутылочки в буфете? — спросил пастор.

Должно быть, унюхал. В буфете действительно стояла бутылка, которую прошлой ночью мы с Самур-оглы открыли, но так и не допили.

Я принесла вино и бокалы и отправилась на кухню, чтобы намазать пару бутербродов: красное вино вызывает аппетит. Попутно мне на ум пришла одна из заповедей святого Бенедикта, а точнее — поменьше есть и пить. Тут и пастор, хоть и не принадлежал к ордену бенедиктинцев, крикнул из комнаты, мол, хлопочите поменьше, а Августа сказала, что вообще-то ей надо поскорее в гостиницу: Пат будет беспокоиться.

Тем не менее я подала закуску.

Едва мы прикоснулись к бокалам, как тонкая острая молния сверкнула лентой над долиной и шипя ушла в озеро, небо лопнуло с сухим треском, и из прорехи потоком хлынул дождь. Тяжелые капли дружно застучали по окаменевшей почве, разбиваясь в тысячи грязных брызг.

— И это в сентябре! — Пастор демонстративно перекрестился.

Хотя неизвестно, к грозе ли относился его жест или к Августе, распространявшей вокруг себя флюиды откровенного кокетства — вот уж чего никак от нее не ожидала. Я приписала ее поведение тому рефлекторному стремлению к брачным узам, которое овладевает женщинами, включая интеллектуалок, когда на их пути вдруг возникает мужчина, придерживающийся целибата[15]или же одобряющий оный.

К сожалению, или наоборот, данной паре пока некуда было деться друг от друга. Природа неистовствовала: ветер бил плетями дикого винограда в окно, водосточные трубы хлюпали, ежесекундно грозя захлебнуться. А с вином и хлебом я, наверное, в первый раз за весь день попала в точку.

При таком разгуле стихии можно было рассчитывать, что ни одна живая душа не пойдет к вечерне. Августа, похоже, наслаждалась успехом своей идеи относительно Хильдегард, а также обществом симпатичного молодого мужчины.

Бутерброды исчезли вмиг. Впрочем, я не собиралась никого кормить ужином — так, легкая закуска. Подливая вино, я пересказывала речь Унумганга о том, что в основе языка, точнее, языков лежит нумерационная структура, способная выявить внутренние взаимосвязи.

— Игра с числами, которая прокатилась волной по монастырям в тринадцатом веке и дала повод ко множеству спекуляций…

Мои рассуждения не произвели на святого отца большого впечатления. Зато Августа — женщина и ученый — предложила провести эксперимент.

Я принесла блокнот и три фломастера, и каждый из нас занялся вычислением смысла того, что первым пришло в голову при чтении рукописи. Мы складывали значения букв немецкого алфавита, с первой до двадцать шестой, в соответствии с порядковым номером каждой. Естественно, мы начали со словосочетания «Вендлгард фон Лейслинг» и не сговариваясь, но единодушно выяснили его числовой вес — 225. Пастор, поразивший нас незаурядными математическими способностями, раззадорился и узнал числовой вес «Хильдегард фон Бинген» — 170.