Книга Пуговица - Ирэн Роздобудько

— Кстати, — как можно непринужденнее сказал я, — а как поживает наша кураторша? Не помню, как ее звали — кажется, Елизавета Тенецкая?..

— Она давно уже не Тенецкая, — ухмыльнулся Макс, — разве ты не знаешь? Она… — Макс назвал известную фамилию лидера одной из партий.

— Вот как… — произнес я.

— Да-да. Он ведь тогда, оказывается, сидел. А теперь — шишка!

Видя, что я ничего не знаю об этой стороне жизни, Макс пустился в длинный политический экскурс.

— Да у тебя, кажется, была история с его женой, — вдруг хлопнул себя по колену Макс. — Ну, да! Помнишь? Вы еще потерялись во время экскурсии. Неужели забыл?

— Что-то припоминаю, — сказал я, — но смутно… Значит, она теперь домохозяйка?

— Ну, ты темный! — возмутился приятель. — Да она же сейчас известная личность. Особенно много о ней говорили года три-четыре назад, когда ты в своей Хацапетовке коров доил. Она ездила в Литву, когда там осадили телецентр. К Белому дому в Москву тоже ездила. Классные, кстати, фильмы там сняла. Талант не пропьешь!

— А что, она пила? — не понял я.

— Да нет, это выражение есть такое, темный ты человек! Дождалась бабенка своего звездного часа. А бабенка, скажу тебе, была что надо… Но никто за ней и ухлестнуть не успел: как только тебя в армию забрали, ее и турнули с кафедры. Наши девчонки говорили, что работала она где придется… Чуть ли не подъезды мыла. Вот такие дела.

Мне стало грустно. Я отвернулся от Макса и оглядел зал. Здесь в основном сидели постояльцы гостиницы — иностранцы из диаспоры, начинающие «дельцы» (тогда их еще можно было отличить по ярким пиджакам и толстым золотым цепям на бычьих шеях) с девицами, которые всегда дежурили в холле. Иностранцы веселились, обнажая безукоризненные фарфоровые зубы, «дельцы» ржали, тыча китайскими палочками в рисово-рыбные рулетики, девицы хохотали. Я подумал, что ненавижу все это, что для любви во мне осталось слишком мало места…

— Хорошо тебе, — донесся до меня голос Макса, — можешь ходить по таким шикарным местам…

Я кивнул. Пытался представить себе Елизавету Тенецкую — сейчас. Наверное, солидная дама, известный режиссер, сценарист… Значит, рано или поздно наши дорожки могут пересечься. Но, увы, мне нечего будет ей предложить. Да и вряд ли я осмелюсь подойти к ней.

…Я вернулся домой за полночь. Долго не мог заснуть. Оказалось, воспоминания не оставили меня. Я помнил все то, что некоторые счастливчики просто вычеркивают из своей жизни. Моя же память не была подобна губке, которую можно отжать и накапливать новые впечатления. Я помнил все. Каждое воспоминание имело свою кнопку: нажмешь — и пошло-поехало! Мысленно я нажал кнопку с надписью — «Август. 1977-й. Лес».

…Перед глазами возник красный огонек сигареты, мигающий в ночи, как око дьявола. Даже почувствовал во рту привкус дешевого портвейна! И — сладкую дрожь от звука хрипловатого голоса. Потом увидел бассейн с синим облупившимся кафелем, смуглое плечо, волну волос…

Дальше: запах сена, дождь… Стоп, хватит! Я вскочил с кровати и пошел на кухню, закурил в темноте. Глядя в окно, увидел, как в темной воде стекла вспыхивает мой красный огонек, и включил свет…

Вот, оказывается, в чем было дело! Она кого-то ждала. Дождалась. Времена переменились, и она — на коне. А мое ожидание было напрасным, смешным, безнадежным: «Мудрец, я не люблю тебя!»…

Но почему моя жизнь пошла наперекосяк в том августе? Я тихо и спокойно парил над лесами, полями и пустынями и мог бы приземлиться там, где меня действительно ждали, но я неожиданно самопроизвольно катапультировался в неизвестной местности, в другую жизнь и побрел по ней, увязая то в крови, то в болоте, то в купонах, то в купюрах. А ведь я был мальчиком из образцовой семьи! Таким обычно не о чем жалеть, у них все идет по плану до самой старости…

2

Нас было пятеро. В команду я подобрал (почти в буквальном смысле этого слова — на улице) талантливого оператора, которого знал еще по институту, звукорежиссером была моя студентка-старшекурсница (дородная, в больших очках, но на удивление милая и серьезная девушка, целиком отдавшая себя работе) и — два водителя. Я же исполнял обязанности и режиссера, и сценариста, и редактора, а кроме того, еще и духовного наставника. Работали мы, как негры на плантации, зарабатывали хорошо, а наши ролики имели успех и побеждали на разных конкурсах. Я пытался помочь всем старым приятелям, которых встречал на своем пути. И меня приняли. Я это чувствовал. Однако все же старался держаться особняком, поменьше тусоваться в обществе коллег. Разговоры меня утомляли, мешали продуцировать идеи. Обедал в «Национале», ужинал там же или дома тем, что готовила моя домработница, — она приходила два раза в неделю. Однажды, поддавшись на уговоры оператора, решил пообедать в Доме кино. Это произошло 4 ноября. Погода и настроение были отвратительными: на улице плотной студенистой массой висел густой туман и такой же вязкий смог-сплин забивал легкие изнутри — наверное, я простудился.

Я давно не был в Доме кино. Наверное, лет пятнадцать, а то и больше. Его убогий интерьер и меню в ресторане сразу же навеяли на меня еще бо́льшую тоску. Полумрак подчеркивал нищету и запустение, а безыскусные восковые свечи на столах скорее говорили о нехватке электроэнергии, нежели создавали романтическую атмосферу. Но, как ни странно, жизнь здесь кипела. За каждым столиком сидели люди, оживленно беседовали, выпивали и вообще чувствовали себя непринужденно, и мое настроение потихоньку улучшилось. И вот здесь, именно в тот день — хмурый и тоскливый — я увидел Лизу…

Это было, как… Даже не знаю, с чем сравнить то мгновение! Так бывает в триллере, когда в кадре практически ничего не происходит — показывают интерьер комнаты, камера медленно скользит по картине, висящей на стене, по узорам на обоях, спускается ниже, ниже… И зритель уже понимает, что на полу, посреди всей этой роскоши, сейчас обнаружится труп, лежащий в море крови. Потому что замедленность кадров — невыносимая, музыка — жуткая… Не знаю, почему мне пришло в голову именно это сравнение. Итак, сначала я заметил сережку-капельку, блеснувшую в мочке уха женщины, которая сидела неподалеку от моего столика. Этот нестерпимо резкий мгновенный лучик сам прыгнул мне в глаза. Странно… Она и тогда началась для меня с красного огонька. То есть вначале был отблеск, ослепивший меня.

Женщина сидела вполоборота ко мне, на ней было элегантное темное платье, туфли на высоких каблуках, волосы собраны и стянуты на затылке, длинная шея. Почему я сразу же понял, что это — она? Вот вопрос, на который я не могу найти ответа. Не буду врать, будто я сохранил спокойствие. Да, мне хотелось оставаться спокойным. Но от меня это не зависело. Не зря я вспомнил триллер — меня охватил настоящий ужас. Оттого, что наконец сбылась моя мечта — встретить ее, но еще больше — оттого, что все, что я считал прошедшим, пережитым и по-юношески глупым, оказалось таким же мучительным, как будто к груди приложили раскаленный кусок железа. Мог ли я подойти, непринужденно поздороваться? Оказалось, что это невозможно: сердце колотилось, ноги ослабли, я просто прирос к стулу. Две рюмки водки не спасли положения.