Книга Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности - Эстер Дюфло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему эти люди систематически переоценивали риск смерти? Махешвор предлагает ответ на этот вопрос, показывая, что одна смерть какого-либо выходца из определенного района (небольшой территории) в Непале значительно сокращает миграционные потоки из этого района в ту страну, где произошла эта смерть[81]. Очевидно, что потенциальные мигранты обращают внимание на местную информацию. Проблема, как представляется, заключается в том, что, когда средства массовой информации сообщают о случаях смерти в конкретном регионе, они не сообщают одновременно о количестве рабочих-мигрантов из этого региона. Поэтому рабочие не имеют никакого представления о том, была ли это одна смерть из ста или тысячи, а в отсутствие такой информации они склонны к чрезмерной реакции.
Если у людей отсутствует правильная информация в Непале, с его многочисленными агентствами по трудоустройству, огромными потоками работников туда и обратно, а также правительством, искренне озабоченным благосостоянием своих международных мигрантов, можно только догадываться о том, насколько беспорядочны знания большинства потенциальных мигрантов в других местах. Подобная путаница, конечно, может действовать в разных направлениях, ослабляя миграцию, как в Непале, или усиливая ее, если люди чрезмерно оптимистичны. Почему же тогда возникают систематические ошибки, настраивающие людей против отъезда?
РИСК ПРОТИВ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИВозможно, преувеличенное восприятие смертности, о котором сообщали респонденты Махешвора, следует воспринимать как метафору общего ощущения дурного предчувствия. В конце концов, миграция – это уход от привычного к неизвестному, а неизвестное – это нечто большее, чем просто список различных потенциальных исходов с соответствующими вероятностями, как его хотели бы описать экономисты. На самом деле в экономической теории существует давняя традиция, восходящая по крайней мере к Фрэнку Найту, в соответствии с которой проводится различие между количественно измеримым риском (с вероятностью в 50 % произойдет это, с вероятностью в 50 % произойдет то) и всем остальным, тем, что Дональд Рамсфелд незабываемо назвал «неизвестной неизвестностью»[82], а экономисты, вслед за Найтом, называют неопределенностью[83].
Фрэнк Найт был убежден, что люди по-разному реагируют на риск и неопределенность. Большинству людей не нравится иметь дело с неизвестной неизвестностью, поэтому они пойдут на многое, чтобы избежать принятия решений в тех случаях, когда у них нет точного представления о проблеме.
С точки зрения потенциальных мигрантов в сельских районах Бангладеш, город (и, конечно, любая зарубежная страна) представляет собой трясину неопределенности. Помимо того, что им неизвестно, как рынок оценит конкретный набор их навыков, также им следует беспокоиться и о том, где найти потенциальных работодателей, столкнутся ли они с конкуренцией за свои услуги или с эксплуатацией со стороны единственного работодателя, какие рекомендации им потребуются, как долго продлится поиск работы, как и где они будут жить в это время и так далее. По поводу всего перечисленного у них совсем или почти нет опыта, который мог бы послужить руководством, а значит, вероятности этих событий должны быть приданы произвольно. Поэтому неудивительно, что многие потенциальные мигранты склонны к нерешительности.
СКВОЗЬ ТУСКЛОЕ СТЕКЛОМиграция представляет собой погружение в неизвестность, на которое многие люди соглашаются неохотно, даже если у них есть возможность накопить финансовые средства на покрытие различных непредвиденных расходов. Речь здесь идет скорее о неопределенности, а не о риске. Вместе с тем существуют убедительные свидетельства о том, что с особенным неприятием люди относятся к своим собственным ошибкам. Превратности судьбы приносят людям несчастье, но, возможно, не в той степени, в которой они становятся несчастными в результате решения предпринять определенные действия, приведшие, исключительно в результате невезения, к еще большему ухудшению их положения по сравнению с выбором ничего не делать. Естественным ориентиром является статус-кво, то есть ситуация, когда мы оставляем все как есть. Любая потеря относительно этого ориентира особенно болезненна. Данный феномен определяется термином «неприятие потерь» (loss aversion), введенным в научный оборот Даниэлем Канеманом и Амосом Тверски, двумя психологами, которые приобрели невероятное влияние в экономической науке. (Канеман получил в 2002 году Нобелевскую премию по экономике, Тверски также, вероятно, получил бы эту премию, если бы не его преждевременная кончина.)
В вышедшей после публикации их первоначальной работы обширной литературе было продемонстрировано существование неприятия потерь и способность этой концепции объяснить многие, казалось бы странные формы поведения. Например, большинство людей выплачивают огромные взносы по своим планам страхования жилья, чтобы получить низкую безусловную (вычитаемую) франшизу[84]. Это позволяет им избежать того болезненного момента, когда после повреждения их дома в результате какого-либо несчастного случая им придется выплатить значительную сумму из своего кармана (высокая безусловная франшиза). Напротив, тот факт, что сейчас им приходится платить больше (чтобы получить полис с низкой франшизой), безболезнен, потому что они никогда не узнают, было ли это ошибкой. Подобная логика также объясняет, почему доверчивые покупатели зачастую платят возмутительно большие суммы за продление гарантийного срока на приобретаемую ими бытовую технику. По сути, неприятие потерь заставляет нас чрезвычайно беспокоиться о любом риске, даже небольшом, который возникает в результате принятия нами решения предпринять определенные действия. Решение о миграции, если только оно не принимается всеми вместе, также является решением подобного типа, при этом очень важным; легко понять, почему многие люди будут принимать его с осмотрительностью.
Наконец, неудачи в миграции принимаются людьми близко к сердцу. Они слышали слишком много историй успеха, рассказываемых с восхищением, чтобы не почувствовать, что в результате неудачи они упадут в своих глазах, если не в глазах всего мира. В 1952 году дед Эстер, Альбер Гранжон, ветеринар, управлявший скотобойней в Ле-Мане, Франция, отвез свою жену и четверых маленьких детей в Аргентину, что требовало в то время морского путешествия в несколько недель. Его вдохновляла жажда приключений, и у него был несколько туманный план создания партнерства по разведению крупного рогатого скота с некоторыми знакомыми. Этот план рухнул менее чем через год после прибытия семьи. Условия на ферме были тяжелее, чем он предполагал, а его деловые партнеры были им недовольны и жаловались на то, что он привез недостаточно денег для финансирования предприятия. Молодая семья оказалась без