Книга Возвращение блудного Покрышкина - Марта Игоревна Гримская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уважаемые друзья, я рад отметить, что наши испытуемые отличаются находчивостью. Не все они реагируют быстро, но все же решения, как действовать в сложных ситуациях, находятся у всех. Давайте проверим, насколько они психически выносливы. Уровень стресса во время теста для кандидатов необходимо существенно повысить, не правда ли? Так мы лучше поймем, долго ли они смогут продержаться в необходимой для нас роли.
Несмотря на весь лоск внешней любезности, характер катайского босса с детства отличался особой жестокостью – он вырос в привилегированной семье и имел возможность ломать не только игрушки (чтобы посмотреть, что внутри), но и человеческие судьбы (из баловства). Эти привычки так и остались с ним. Его партнеры были прекрасно осведомлены об этом.
На миг воцарилась неловкая пауза. Катайца поддержал лишь кровожадный Курдюк Бачинда:
– Мне нравится ход твоих мыслей, дорогой. Что ты предлагаешь, Си? Палками по почкам?
– Палками под колени. Пока претенденты произносят речи, восхваляющие свою многострадальную родину.
У кандидатов вытянулись лица. Никто не хотел быть публично бит. Это что еще за странные испытания? Для чего? Что они хотят уточнить? Василий Покрышкин покрылся мелкими капельками пота. К общему огорчению кандидатов в его случае примешивался дикий страх разоблачения – ведь он скрыл от агентства «Достань из-под земли», что был уроженцем вовсе не Окраины, а Великолоссии. А это значит, что он обманул самого Клима Шатковалко. А с прибытием всесильных товарищей Клима Васин ужас увеличился в двенадцать раз…
Три цвейшарских банкира тоже, кажется, похолодели – во всяком случае, они зябко застегнули льняные пиджаки и робко воззрились на девушку. А Татьяна была взвинчена. Ее позвоночник натянулся как струна. Резко и вопросительно Таня обернулась к Климу, которому вовсе не понравилось предложение катайского коллеги. Он попытался было возразить:
– Если это символическая тренировка перед началом реальной деятельности, то что она выражает? Мне не кажется…
И тут вполне ожидаемо прогремел голос колосского маршала:
– А мне кажется. Идея нормалек! Выносливость в нашем деле – это все.
– К тому же совершенно не обязательно бить сильно, – вдруг деловито заметил ранее дремавший Хельмут Мутошланг (все-таки в его непрерывной работе на собственное благо возникали вынужденные паузы). Он смачно откусил бок какого-то экзотического плода, слегка сморщился и добавил: – Полезные навыки. Не терять ораторской нити в неблагоприятных условиях.
Было решено голосовать. Клим с цвейшарскими банкирами и демократичным Бигфудом остались в меньшинстве; изнеженный хранцуз колебался между его представлениями о гуманистических нормах и неискоренимой жаждой острых ощущений и все-таки выбрал ощущения. Итак, шесть против пяти. Любитель древних манускриптов Мойва воздержался.
Слуги были посланы за бамбуковыми палками; испытуемым было приказано закатать брюки выше колен.
Внезапно воздух разрезал истерический крик: «Нет!» Это вопил пугливый Трубадурко. Он пятился к кромке моря под взглядами всесильных монстров, восседавших перед ним. Больше всего на свете ему хотелось кинуться к красавцу Алексу со словами: «Спаси меня!» На худой конец спрятаться под кресло Татьяны. Но такой возможности ему не предоставили.
– Вон! – в диком гневе закричал маршал Черный. – Трусам в политике не место!
Так он спалил всю контору, произнеся ключевое слово. Вася, Алекс и Допотоп переглянулись и покрепче сцепили зубы.
Плачущего Трубадурко отволокли в его бунгало, где его ждал конверт с початой компенсацией за все (початой, потому что слуга с презрением положил насколько стодолларовых купюр себе в карман).
Глава 23
Слава Окраине
Тем временем Василий Покрышкин лихорадочно пытался понять всю суть своего пребывания на проклятом острове Халигали. Бежать отсюда просто так не представлялось возможным – только через унижения. Может быть, стоило сдаться и выскочить из сомнительного проекта, неизвестные в котором только множились?
Алекс Байтицкий тоже нервничал – все это уже вышло за рамки экстремального приключения. Или еще нет? Может, его все-таки ожидает тайный приз в виде благосклонности тигровой леди с умопомрачительными ногами и сладкой улыбкой?
А Допотоп не волновался, нет. Он был просто в ярости. Философ знал, что скажет этим мразям все, – и последствия этой вспышки для него самого его уже не волновали. О, наш философ был очень принципиальным человеком! Он знал, что никто никогда не заставит его восхвалять Окраину, лишившую его любимой работы и смысла жизни. Слуги принесли палки.
И тут Татьяна решила избавить несчастных от избиения. Она вскочила и дерзко заявила катайскому магнату и его партнерам:
– Если вы хотите кого-то бить, начните с меня, господа. Я не позволю вам тренировать людей такими зверскими методами! Это и неразумно, в конце концов! Пусть произносят речи просто так. Главное вы уже совершили. Вы напугали их. Суровые условия уже созданы, буквальная жестокость ни к чему!
– Ладно, ладно, – неожиданно проснулся мудрый Мойва Логош. – Хватит глупостей. Я тоже против. Ограничимся речами.
Игрушечный магнат не повел бровью, а колосский маршал нахмурился.
– Первый пошел, – тихо скомандовал Клим.
Алекс Байтицкий выступил было вперед, но его опередил сумасбродный философ Допотоп Толкиводувступе. Громовым голосом он обрушил на олигархов публицистическую лаву непереваренных смыслов:
– Пропади ты пропадом, несчастная Окраина, отобравшая у нас будущее! Страна, теряющая своих философов, композиторов, музыкантов, поэтов! Страна, не кормящая своих граждан! Беспечная и бестолковая территория разворовывающих последние крохи начальников и депутатов! Я люблю тебя, ненавистная родина! И я ненавижу тебя, о возлюбленная страна. Ты несправедлива к нам. Ты изгоняешь, ты уничтожаешь свой народ! Я стопроцентный окраинец, но не горжусь этим. Родина! Несмотря на все мое красноречие, мне нечего сказать в твою защиту. Это очень тяжело, но это так.
Он опустил голову. Все вдруг тоже подавленно замолчали – все, даже манерный хранцуз, даже сытый умериканец и жесткий колоссиянин; все – даже пресыщенный шейх и кровожадный уфриканец. Все задумались о своих собственных родинах, вскормивших их и сделавших тем, чем они были. О родинах, помогавших или препятствовавших их стремительному восхождению наверх – прямиком к исключительному, но бессмысленному личному благосостоянию. Неизвестно, думали ли они в то же самое время о своих согражданах, страдающих и умирающих в родных местах, но пауза была довольно долгой. А потом раздались возгласы:
– Что он несет?!
– В каком-то смысле он прав, хотя…
– Это не по правилам!
– Слишком много лирики!
– Слишком много личного!
– Слишком много правды, но кому она нужна?
– Да заткните же его!
– Ему нужен психиатр!
– Он просто асоциален!
– Он ошибается!
– Хватит, – устало сказал Клим. – Очевидно, что в любом случае этот кандидат нам не подходит. Хотя был весьма убедителен.
Олигархи смотрели на честного философа с уважением; в случае цвейшарских банкиров, слишком хорошо воспитанных, к уважению даже подмешался священный ужас. Толкиводувступе
