Книга Евангельские мифы - Джон Маккиннон Робертсон

дохристианских мифов, в мифах об Агари и Измаиле, о Мандане и Кире, о Латоне и Аполлоне, о Майе и Будде, о Рее и Зевсе, об Ауте и Телефосе, о Данае и Персее, об Эскулапе и Аполлонии Тианском. Что же касается своеобразной детали евангельской легенды о рождении, а именно сбора податей и всенародной переписи, то это деталь почти наверное заимствована либо из индусской легенды о Кришне, либо из родственного азиатского мифа. Историчным все это быть не может. В этом и заключается вероятная разгадка мифа о рождении Иисуса.

Рис. 12. Египетская божья мать с ее сыном-спасителем.

III. Миф об Иосифе.

Как для мифологов, так и для верующих, совершенно неразрешимой загадкой является сообщение евангельской легенды о том, что у «девы» был муж. Если бы Иосиф слыл настоящим отцом Иисуса, то это сообщение было бы понятно, ибо это вовсе не нарушало бы идеи естественного зачатия, но зато согласовалось бы с обычным еврейским мифом о рождении священного дитяти от пожилых родителей. Однако, как нам известно, мифического отца легенда упоминает рядом с мифическою матерью лишь для того, чтобы подчеркнуть, что не он был отцом Иисуса. Совершенно непонятно, зачем нужно было придумывать мужа «деве» Марии; ведь это отнюдь не усиливает нашей веры в девственность ее. Апологеты, конечно, могли бы ссылаться на эту деталь, как на подлинно биографическую, именно вследствие ее «непреднамеренности». Даже натуралист мог бы считать себе вправе предполагать, что евангельский Иисус имел известного отца, что история о непорочном зачатии является лишь фантастической надстройкой над реальным фактом. Однако, мы имеем уже разгадку этой детали, причем разгадка эта, опять-таки, находится и мифологической области.

Заветной целью первоначального иудейского творца легенды было изображение мессии в качестве бен-Давида, т. е. «сына» того царя-героя, Давида, который сам был, подобно Киру, окутан облаком из мифов. Для этой именно цели и придуманы были обе генеалогин Иисуса. Оказалось, однако, что палестинская традиция лелеяла идею мессии бен-Иосифа, потомка мифических патриархов, не менее преданно, чем идею мессии бен-Давида.

Мы не станем здесь останавливаться на происхождении идеи мессии, которая указывает на рецепцию, возрождение, раннего культа бога Иосифа и бога Давида, хотя возможно, что и тот и другой культ утвердились среди какого-нибудь определенного племени. «Совершенно невероятно, говорит один ученый, чтобы идея мессии бен-Иосифа могла возникнуть где-нибудь, кроме Самарии, жители которой всегда лелеяли мечту о том, чтобы возвысить колено Иосифа за счет колена Иуды». Четвертое евангелие совершенно отчетливо указывает на наличие самарийских влияний в культе Иисуса, а «Деяния апостолов» позволяют думать, что они были одинаково распространены в Иудее и Самарии.

Было, таким образом, совершенно достаточно оснований для того, чтобы легенда об Иисусе восприняла элементы самарийского мифа о мессии бен-Иосиф.

С нас, однако, вполне достаточно того факта, что миф этот был вообще распространен среди иудеев всей Палестины. Только что цитированный гебраист резюмирует доктрину о мессии бен-Иосиф в следующих словах: «Мессия, сын Иосифа, придет раньше мессии бен-Давид, соберет 10 колен израильских в Галилею и поведет их в Иерусалим, однако, во искупление греха иеровоамова[36] он погибнет в сражении с Гогом и Магогом». При этом, однако, упускается то, что в двух местах талмуда мессия бен-Давид отождествляется с мессией бен-Иосиф или, как он в одном месте назван, с мессией бен-Эфраим[37]. Совершенно ясно обнаруживающийся в этом отождествлении мотив был естественен как для поклонников Иисуса, так и для иудаистов. Так как мессия должен был явиться под двумя указанными выше именами, то явившиеся под одним или другим из этих имен претенденты могли быть отвергнуты указанием на дефекты в их происхождении. Сына Давидова превратить в сына Иосифова авторам мифа можно было только путем мифотворческим. Они и придумали для мессии отца под именем Иосиф. Это вполне отвечало потребностям современной народной психологии, хотя давидиеты[38] и могли бы упрекать иосифистов 8 том, что чаяние их осуществилось в такой форме, которая обнаруживает непонимание иосифистами данного им пророчества.

Миф об Иосифе возник, таким образом как совершенно явная пристройка к культу Иисуса. После того, как Иосиф был включен в миф об Иисусе, он совершенно естественно в интересах утверждения версии о девственности Марии мог начать фигурировать, как пожилой уже человек, тем более, что это соответствовало смыслу предшествовавших иудейских мифов, как это мы видим в мифе о рождении крестителя. В апокрифической биографом Иосифа-плотника (4, 7). и в «Евангелии рождества Марии» Иосиф изображен человеком преклонного возраста. Таково также и представление об Иосифе, выработанное христианской традицией. Такое представление могло, конечно, возникнуть из стремления подчеркнуть, что Иосиф не был действительным отцом Иисуса. Но и здесь вероятно, что предпосылкой для такого представления, как и для детали, изображающей Иосифа ведущим нагруженного осла во время путешествия «святого семейства», была древняя религиозная церемония.

Одна из фигур священной процессии Изиды, как она описана Апулеем в его «Метаморфазах» представляет собою дряхлого старца, ведущего осла. Маловероятно, конечно, что бы великий культ Изиды воспринял эту деталь из тех же мотивов, которые обусловили ее появление в культе Иисуса. Разгадку этого символа нам дает сообщение историка, Плутарха о том, что у преддверья одного храма богини в Саисе имелось скульптурное изображение младенца, старца и нескольких животных. Младенец и старец должны были символизировать здесь исключительно начало и конец жизни. Затем египтяне также верили, что все в мире исходит от Сатурна, (или похожего египетского бога), который олицетворял собою также время и Нил и который изображался в виде преклонного старца. С другой же стороны, как мы уже видели, да и дальше еще увидим, христианство является пестрой мозаикой из сотен образов и деталей, внушенных языческим искусством и ритуальными обрядами, и поэтому его мифы моложе египетских и менее оригинальны, чем они.

Рис. 13. Изида и Озирис.

IV. Благовещение.

Этот пролог легенды о сверхъестественном рождении Иисуса имеет много аналогий в различных языческих мифах. Наиболее точной является все же аналогия с христианским благовещением, которую мы находим в египетском мифе о рождении царей. Смысл этого благовещения совершенно ясно обнаруживается в стенных люксорских[39] барельефах, насколько можно судить по репродукциям и описаниям Шарпа. Там мы прежде всего видим Тота, являющегося египетским логосом и вестником богов, который в виде существа с головою ибиса возвещает девственной царице Маутмес о том, что она скоро родит сына. За этим следует изображение сцены, в