Книга Седьмой воин - Алим Тыналин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это что такое происходит? – спросил Аламай. – Вы кто такие, тупоголовые?
– Аул Абдикена под нашей защитой, – ответил Серке. – И лучше вам…
– Да я тебе сейчас сердце вырву! – рявкнул Жындыбас.
Один из стариков рядом с Абдикеном откинул капюшон. Молодое лицо. Крючковатый нос. Усмешка. Это же Заки.
Вытянул руку. С маленьким арбалетом.
Болт со звоном ударил в доспехи на широкой груди бандита.
Жындыбас охнул, закачался. Глянул на пленника. Поднял руку с кинжалом, целя Ерофею в голову.
С той стороны, где стоял Кармыс, свистнула стрела, вошла в глаз бандита. Почти сразу другая, в щеку.
Здоровяк опустил руку, выронил кинжал. Повалился лицом вниз.
– Бей их! – закричал Серке. Бросился вперед, подняв меч.
И началась потеха.
Ерофей кубарем покатился в сторону, от греха подальше. Мимо в гущу схватки протопал Тауман, чуть не задел палицей.
Сзади вопили бойцы. Старики вокруг криками подбадривали защитников.
Московит лежал на боку, пытался встать. Морщился от боли.
Прямо перед ним упала голова одного из бандитов. Перевернулась, брызгая кровью, покатилась дальше. Торчащая шейная кость цеплялась за землю.
Какое приятное зрелище. Надо надеяться, это тот, кто убил Жугермека.
Ерофея схватили за руки, помогли встать.
– Ох и помяли же тебя, Ереке, – это, оказывается, Сасыкбай подоспел. И еще пара стариков. – Ну ничего, главное жив остался. Как говорится, кто откусывает слишком большой ломоть, может подавиться. Я уж думал, все, сейчас этот верзила тебя зарежет, как ягненка.
– Лучше бы зарезал, – ответил Ерофей. – Не уберег я мальчонку, Саке. Как теперь Абдикену в глаза посмотрю?
И повалился заново кулем на землю. Ноги не держали.
А лучше и вовсе земля поглотила бы. Все одно, лишь бы пред старейшиной и его женой не являться.
Когда принесли тело мальчика, почти стемнело. А с Абдикеном и вправду трудно было встречаться взглядом. Но старик ничего, сдюжил. Помолчал, сказал только:
– На все воля Аллаха, – а на смуглом виске жилка бьется, быстро-быстро, в свете факела хорошо видно.
И пошел вглубь кибиток, дела местные решать.
А вот старуха горюшко нисколько не сдерживала. Платок белый с головы сорвала, заголосила отчаянно. Другие бабки подхватили плач.
Ерофей стоял неподвижно, в руках шкатулка. Серке тронул его за плечо:
– Ты не виноват, Ереке. Не кручинься так. Когда умрем, то все до одного познаем, что мы не знаем ничего.
– Ничего, переживу, – ответил Ерофей и спросил. – Ты как умудрился всех собрать? Ведь не желали они?
Серке усмехнулся:
– Я умею уговаривать. Главное, предложить человеку то, чего он хочет. Тауман хотел побольше еды, а стрелку побольше голов скота. Они быстро передумали.
– Вовремя ты их привел, – заметил Ерофей и поглядел на рыдающую бабку.
Заки сказал:
– Иди, Ерофей, на пленном отыграйся. Может, полегчает.
И впрямь, куда угодно податься, лишь бы не слышать протяжных воплей старух. Развернулся Ерофей, пошел к кибиткам на другом краю аула.
Здесь криков тоже, впрочем, хватало. Тауман под руководством Кармыса вел дознание взятого в полон головореза. Лишь один уцелел.
Исполин склонился над раненым налетчиком, сжал горло ручищей.
– Ну же, Битбай, – уговаривал Кармыс. – Не заставляй трепетать мое нежное сердце видом своих страданий. Ты же вроде смышленый малый. Скажи, где ваше логово?
Упрямый тать хрипел и царапал землю связанными руками. Говорить не желал, мотал головой. Морщинистое лицо в крови, из бороды вырван клок черных волос.
Кармыс вздохнул.
– Видит небо, я старался изо всех сил. Но ты не понимаешь доброго слова, Битбай. Давай, Тауман, сделай ему больно. А то время теряем, ужин стынет.
Услышав про еду, гигант заторопился. Дал оплеуху, другую.
– Еще больнее, – попросил человек за спиной. Ерофей оглянулся. Рядом стоял Сасыкбай, в руке топор. – Или дай мне, он у меня живо закудахтает.
Исполин отодвинулся. Сказал:
– Я смотрю, без меня обойдетесь. Пойду перекушу немного, – и, переваливаясь, пошел к кибитке Абдикена.
– Эй, мерзейший из тварей, – позвал Сасыкбай, подходя к пленнику. – Слышишь, женщины кричат? Знаешь, почему?
Разбойник покачал головой. А потом закричал.
Потому что старик с возгласом: "Вот почему!" всадил топор ему в плечо. Вытащил, снова замахнулся. Брызнула кровь. Разбойник завопил на весь аул, в ответ залаяли собаки.
Кармыс подскочил к аксакалу, удержал руку. Покачал головой, заметил:
– Я же предупреждал, Битбай.
Сасыкбай, тяжело дыша, проревел:
– Голову сниму, сатанинское отродье! – и замахнулся заново.
Стрелок оттащил его в сторону.
– Я скажу, я все скажу, – закричал Битбай, прекратив вопить. – Наша стоянка у речки Сарысу, где раньше аул Айбас бая стоял.
– Сколько у вас человек?
Раненый пробормотал сквозь зубы:
– Около двадцати осталось.
Кармыс подошел, схватил пленника за ворот, приподнял.
– Точно? Почему так мало?
– После смерти Шоны большая часть ушла на юг. Осталось мало. Не бейте меня, пожалуйста.
Кармыс отпустил татя.
– Хорошо. Я тебе верю, – и спросил у Сасыкбая. – Нам бы водички и трав?
– Для него, что ли? – спросил старик. – Может, ему еще ноги помыть? Он нам больше не нужен. От ворона сокол не родится.
И швырнул в татя топор. Орудие пролетело мимо стрелка, и воткнулось Битбаю лезвием прямо в лоб. Пленник откинулся назад с расколотой головой.
– Ого, – удивился Кармыс. – Научи так кидать, аксакал. У вас все такие умельцы?
Сасыкбай пригладил взъерошенные волосы. Ругнулся, пошел обратно в аул.
– Жаль, Битбай не успел все рассказать, – вздохнул Кармыс. – Надеюсь, собаки его не обглодают, пока ужинаем.
И пошел, насвистывая, вслед за стариком. Ерофей постоял чуток, и побрел за ними.
Ужинали в другой кибитке, рядом с абдикеновской. Тускло горели светильники с бараньим жиром.
Собрались все семеро заступников.
Перед Тауманом уже лежала груда обглоданных бараньих костей. Остальные угощались потихоньку.
Ерофею кусок в горло не лез. Отведал телятинки немного, похрустел луковицей. И пил кумыс задумчиво.