Книга Джефферсон - Жан-Клод Мурлева

Сказать, что на обратном пути они не привлекали к себе внимания, значило бы сильно погрешить против истины.

– Что они все на меня так смотрят? – недоумевал Жильбер, заметив, что каждый встречный на него оглядывается. – Зубной пастой, что ли, измазался?

– Случай куда серьезней, поросеночек ты мой. Поглядись-ка вон в витрину.

С первого взгляда Жильбер себя не узнал, потом отшатнулся как ошпаренный:

– Вот это вот – я?!

Отек еще увеличился, прыщи расцвели пышным цветом, так что теперь он походил на неизвестный науке вид гигантской земляники. Кто другой на его месте ударился бы в слезы, но не таков был Жильбер. Наоборот: всю оставшуюся дорогу оба они покатывались со смеху всякий раз, как видели очередное отражение монстра.

В отель «Мажестик» поспели к ужину, но Жильбер не хотел показываться остальным в таком виде. Они взяли два сандвича и поспешили прямиком в свой сто восьмой номер на втором этаже. Ролан, которого ввели в курс дела, вдоволь нахохотался вместе с ними, а потом сходил за врачом, и тот вкатил Жильберу спасительный укол в левую ягодицу.

Через час Слонопотам, уже немного сдувшийся, возлежал на своей кровати, совершенно умиротворенный, и штудировал «Правила дорожного движения».

– Джефф, а ты знал, что, когда едешь на скорости девяносто километров в час, надо оставлять… девять на шесть… пятьдесят метров между собой и впереди идущей машиной, а если на скорости сто десять…

Джефферсон тоже лежал на кровати по другую сторону ночного столика, и ему было не до длины тормозного пути. Он смотрел в потолок, весь уйдя в свои мысли.

– Жильбер!

– А?

– Может быть, мы пошли по неверному пути? Может быть, убийство господина Эдгара никак не связано с этим местом…

Жильбер уронил «Правила дорожного движения» себе на живот, помолчал – и молчание его изрядно затянулось, – после чего произнес такую речь:

– Возможно, вы правы, дорогой господин Благолап, вы, безусловно, правы, если не учитывать следующего – слушайте внимательно. 1) Мирный, безобидный барсук убит в своей парикмахерской в стране животных. 2) Спустя примерно час после убийства некий молодой еж едва не задавлен машиной с двумя людьми, мчащейся в сторону границы. 3) Становится известно, что господин Эдгар – так зовут жертву – последние два года каждую неделю ездил в страну людей, не говоря никому, даже близким, почему он это делает. 4) Вместо того чтоб останавливаться в отеле, что ему вполне по карману, он снимает комнату у старушки, представившись фальшивым именем – господином Шарлем. 5) Он посылает своей племяннице открытку, где пишет про людей: «Увы, они могут также…» – и зачеркивает эти слова, как будто опасаясь, что сказал слишком много. Какой следующий пункт – шестой? седьмой?

– Шестой, – подсказал Джефферсон.

– Итак: 6) На той же открытке он помечает свое убежище крохотной точкой, и нужен острый глаз вышеупомянутого ежа, чтоб ее углядеть. 7) Ни слова не говорит о том, чем он занимается здесь, даже своей квартирной хозяйке госпоже Ролле, упоминает только, что у него «дела». 8) В своей комнате не оставляет ни следа чего бы то ни было, что могло бы вывести на него или на тех, с кем он имеет дело. Ну как, господин Благолап, мне продолжать? Не знаю, как вы, а я вот думаю, что господин Эдгар, каким бы он там ни был безобидным парикмахером, занимался здесь чем-то тайным, чем-то опасным – настолько опасным, что это стоило ему жизни.

Джефферсон был ошеломлен.

– Слушай, это приступ аллергии так активизировал тебе мозги? Ты меня поражаешь. Тебе не в инженеры теплосетей надо метить, а в адвокаты-международники или что-то в этом роде.

При всем при том, однако, от последних слов Жильбера его бросило в дрожь.

– Ладно, – вновь заговорил он после довольно продолжительного молчания, – короче, надо открыть тот ящик, так? И я полагаю, ты не горишь желанием снова туда наведаться.

– Верно подмечено. Ты уж там за меня поцелуй Жозефину и скажи, что я ее век не забуду.

– Хорошо, пойду один, – сказал как отрезал Джефферсон, – и я открою этот ящик! Какая на завтра программа Баллардо?

– Кажется, утром взять напрокат велосипеды и осмотреть парк с оранжереей, что-то такое.

– Ладно, значит, будете крутить педали без меня.

Они погасили свет, но ни тому ни другому не спалось. Около полуночи Джефферсон тихонько окликнул:

– Жильбер!

– А?

– Вот скажи. Допустим, ты спрятал что-то важное в ящике секретера. Что ты сделаешь?

– Ну, запру ящик на ключ.

– Так. А с ключом как поступишь?

– Положу в карман.

– А если ты не хочешь носить его с собой?

– Спрячу в комнате.

– Где?

– Не знаю.

– Вот я бы, думаю, сделал так: отодвинул секретер, вбил сзади гвоздик, повесил на него ключ и придвинул секретер обратно к стенке.

Наутро зеркало в ванной преподнесло Жильберу приятный сюрприз. Физиономия вновь обрела почти нормальный объем, и глаза уже не так запухли. Значительная перемена к лучшему, хотя прыщи остались, так что его появление за завтраком произвело фурор. А две лисички, знавшие все по части ухода за кожей, стали предлагать ему всевозможные кремы, от которых он отказался. Джефферсон стремительно позавтракал, краем уха выслушал напутствия Жильбера и был таков.

До самого моста он бежал бегом, радуясь, что в кои-то веки идет на дело сам, один, и что догадка его, надо надеяться, подтвердится. За ночь он сто раз в воображении просовывал руку между секретером и стеной, сто раз нащупывал ключ и восклицал: «Бинго!»

Госпожа Ролле, казалось, рада была, что он так скоро пришел опять. Усадила его в кухне, угостила, как и накануне, гренадином и печеньем, а себе опять налила большую кружку кофе. Похоже, она поглощала его литрами. Жозефина спала, свернувшись клубком, и не проявляла интереса к происходящему.

– Как ваш друг, ему лучше?

– Гораздо лучше, не беспокойтесь. У него был врач, сделал укол. Все в порядке. Знаете, сегодня ночью я вдруг подумал…

– Я так почти всю ночь не спала, все вспоминала, как хорошо мы сиживали с господином Шарлем. Мне его будет не хватать, ох как не хватать…

– Понимаю, госпожа Ролле. Так вот, я хотел сказать, сегодня ночью мне пришло в голову…

– Помню, как-то в воскресенье вечером я приготовила ему к ужину сырное суфле, а суфле, вы знаете, такое блюдо, которое надо есть сразу. Смотрю на часы – восемь, господина Шарля нет; четверть девятого – а его все нет, а суфле начинает оседать! Можете себе представить мое нетерпение…

«А уж мое-то!» – подумал Джефферсон, который сидел как на иголках и встал, надеясь закрыть тему. Однако ему пришлось выслушать историю суфле до конца.